литературные пожары (говорят баян, но прикольно)

25.10.2019 в 10:51

Пишет  Nog:

Это прекрасно

Ну и раз я раньше не видел, значит, не баян (с)

25.10.2019 в 08:07

Пишет  My Precious:

Оч старый баян, но всё ещё смешной

Отсюда: mincao.livejournal.com/1312257.html


У langobardа старый прелестный анекдот про Дом-музей Пришвина, немного переделанный.
А в коментах ссылка на оригинал и кучу народного творчества про дом-музеи:

Вперемешку с птичьим клёкотом и ненавязчивым шёпотом ветра, будто озаряя багрянцем зеленеющие волны берёзовой рощи, обдавая жаром словно летнее солнце в разгар знойного душного июльского лета, испуская лёгкую дымку подобно поднимающемуся туману от раскинувшейся глади озера на рассвете, распугивая лесных обитателей - работящих бобров, мудрых ежей и беззаботных свиристелей, догорал дом-музей Пришвина.


Свечку бросила хозяйка
И ушла играться с зайкой.
Не задул её никто -
Так сгорел музей Барто.

а в переулке,
буднично
и не броско,
догорает дом-
музей
Маяковского.

ещё пожаров в музеях

Он как факел горит, словно солнце светится,
Языками огня озарив Арбат.
Ах, музей, дом-музей, больше с ним не встретиться,
Никогда не узнать, как же жил Булат.

...У Хармса тоже был дом-музей. А потом он взял и сгорел. Вот, собственно, и всё...

Метель, сплетенье рук и жар соблазна.
На свечку дуло из угла огнеопасно.
Вот по портьере к потолку метнулось пламя
К дверному косяку, к оконной раме.

Достал чернил залить огонь, не смог — и плакал.
И битум с крыши на сугроб слезами капал.
Прощай, полет крыла. Такое дело.
Горела дача в Переделкино, горела.

Пеплом несмелым подёрнулись угли костра -
Визбора дом догорел, расставаться пора.

Ночь, улица, туман, толока,
Бессмысленный и яркий свет.
Горит музей-квартира Блока -
Все будет тлен. Исхода нет.

Милый, милый смешной дуралей,
Только вышел в широкие сени он,
И еще не знает, что сгорела среди широких полей
Мемориальная квартира Есенина.

Дачу! Спалили дачу!
Плачу... Плачу... Плачу...

Дом, в котором Мориц Юнна
Проводила возраст юный
Подожгли, облив горилкой!
А Россию - наказать!
Спички выдумали шведы,
Прометей был точно греком,
Янки мир сожгли напалмом.
А Россию - наказать!

Как-то раз в кабак вокзальный, где забился в угол дальний
По, держа бокал хрустальный (то ли виски, то ль кагор),
И писал роман скандальный, прибежал гонец печальный:
"Сэр, горит, как свет пасхальный, как закат на склоне гор,
Ваш музей мемориальный, что во граде Балтимор!"
По ответил: "Невермор!"


Тишина в кварталах спальных, где пожарный - друг печальный -
за окном сидит подвальным, и на всех ему плевать.
Нем и глух пребудет к зову тех, кто вдруг лишился крова,
И квартиру Щербакова не намерен он спасать.

Полыхает закат, все багрово-алое,
И уже не видать, что идет пожар.
Не туши, атаман, хату Розенбаума,
Он туда тыщу лет как не приезжал.

Без пегасов и музей
Векслера сгорел музей.

Черной ночью, душной, бездыханной,
Вслед сухой и яростной грозе
Огненным столпом во тьме саванны
Полыхала хижина-музей...

Спускается тьма на Союз нерушимый;
В безлунную ночь люди жгут неустанно
Воздвигнутый волею непогрешимой
Музей Михалкова и Эль-Регистана.

Смотрю, как пламени крыла
Объемлют куст рябины.
Там догорел уже дотла
Весь дом-музей Марины.
Кров, где она жила -
Пепел.
Зола.

Я помню чудное мгновенье -
Вдруг, под покровом темноты,
Над крышей Пушкина именья
Взвились багряные цветы!

В начале был музей.
Средь зданий исполин,
Стоял он, озаряемый пожаром,
И город он пожаром обогрел.
Когда ж затих огонь,
Встал Человек.
И пепел смёл с развалин...
Так дом-музей Волошина сгорел.

Я твоё повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда дремлет луна седая,
каплей застыв над пригорком,
а вдали над Гвадалкивиром
дом-музей догорает Лорки...

Спите, спите, медвежата,
и ежата, и ребята.
Не увидите сюрприза -
Как горит квартира Дриза.

Когда дом человека сгорает,
Изменяются его фотоснимки.
По другому смотрят окна, и двери
Приоткрыты с другим настроеньем.
Я заметила это, вернувшись
С одного своего пепелища.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась.

"...Этому дьявольскому зову ответил целый хор отчаянных криков, без сомнения человеческих, которые раздались со стороны дома-музея Лавкрафта, после чего к зловонию примешался новый запах, такой же нестерпимо едкий. К крикам присоединился ясно различимый вой, то громкий, то затихающий, словно перехваченный спазмами. Иногда он становился почти членораздельным, хотя ни один из слушателей не мог различить слов; иногда переходил в страшный истерический смех. Потом раздался вопль ужаса, крик леденящего безумия, вырвавшийся из человеческих глоток, ясный и громкий, несмотря на то, что, вероятно, исходил из самых глубин подземелья, после чего воцарились тишина и полный мрак. Клубы едкого дыма поднялись к небу, затмевая звезды, хотя нигде не было видно огня и ни одна постройка не была повреждена, как оказалось на следующее утро".

---

Линька и кактусы

Название: Линька и кактусы
1-2-3 главы,

на фикбуке ficbook.net/readfic/8679828#part_content

Пэйринг и персонажи: Азирафаэль/Кроули, Кроули/Азирафаэль, ОМП, ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: 15490 слов
Жанры: Hurt/Comfort, Ангст, Драма, Романтика, Трагикомедия, Флафф, Юмор
Предупреждения: UST, Вымышленная анатомия, Ксенофилия, счастливый финал, кактуцефилия, рейтинг за секс (вероятно наличие сквиков)
Примечание 1: фик может читаться без знания канона, но надо учитывать, что Господь женского рода
Примечание 2: как и Вельзевул с архангелом Михаилом, хотя это и не имеет значения, поскольку обе эти достойные дамы в событиях, описываемых в тексте, участия не принимали
Примечание 3: анатомия и физиология Кроули отличны от человеческих
Примечание 4: присутствует непрописанная в каноне любовь Азирафаэля к кактусам
Примечание 5: говоря о специфическом чувстве юмора Господа, стоит вспомнить хотя бы утконосов, пусть даже эти создания и далеко не самый яркий пример
Другие метки: Дружба, Забота/Поддержка, Первый раз, Фроттаж, Фандомная Битва



Глава 1.
Основная проблема (рейтинг G)
Так уж получилось, что все растения в доме Азирафаэля были кактусами. И он их очень любил.

(ПРИМЕЧАНИЕ *Не то чтобы Азирафаэль изначально так уж обожал кактусы и исключительно кактусы, отдавая именно им предпочтение перед всеми иными видами и родами растений. Но что ему еще оставалось делать, если в его доме любая самая нежная и трепетная фиалка рано или поздно обрастала колючками, и чаще делала это рано, чем поздно?)

(ПРИМЕЧАНИЕ **В редкие минуты не свойственного ангелам уныния Азирафаэль думал, что, наверное, сам во всем виноват и любит их как-то неправильно, и именно эта его неправильная любовь и заставляет их обрастать колючками. Как ни странно, был он в этом не так уж и не прав, хотя и не в том смысле, который предполагал.)

Поливать суккуленты, к великому огорчению Азирафаэля, требовалось довольно редко, пропалывать или пересаживать еще реже, и потому ежедневный ангельский уход сводился к душевным разговорам с такими прекрасными растениями и робким намекам на то, как прекрасно бывает цвести прекрасной бурной весной. Или знойным прекрасным летом. Ну или прекрасной золотой осенью тоже ничуть не менее здорово это бывает. Ладно, зимой тоже очень даже ничего расцвести пышным цветом всем на радость и удивление. Ну или хотя бы другим каким почковательным способом размножиться, согласно великому напутствию Всевышнего, но все-таки лучше бы цветы, они ведь такие…

Нет-нет, вы только не подумайте, не то чтобы Азирафаэль настаивал или, упаси Господь, другим каким способом ущемлял ваши законные кактусиные права и свободу самовыражения по части цветения, но… Но, может быть, вы все-таки в эту сторону немножечко подумаете, а? Хотя бы просто подумаете, это ведь вас ни к чему не обязывает, правда?

(ПРИМЕЧАНИЕ *Пока что все окопавшиеся в его доме колючие недотроги стойко придерживались позиции чайлдфри, но Азирафаэль, как и любой правильный ангел, не терял надежды когда-нибудь все-таки наставить их на путь истинный.)


Новый питомец внушал Азирафаэлю определенные сомнения. Еще раз тщательно осмотрев растение, Азирафаэль поджал губы, но опрыскиватель все-таки отставил: похоже, сегодня ни в поливе, ни в опрыскивании тут никто не нуждался. Да и завтра, наверное, тоже. И, возможно, еще месяца два, ну, может быть, полтора, если погода будет оставаться такой же жаркой и сухой.

Он купил этот цветок только вчера. И мог бы поклясться своими крыльями, что вчера это была орхидея. Нежная, лилово-кремовая изящная львиноголовка с обрезанным почти под самый цветок стеблем, и вся такая трепетная, что Азирафаэль умилился и не смог пройти мимо. Он приобрел ее в киоске у станции метро, подчиняясь минутному душевному порыву (ну и лелея смутную надежду на то, что его кактусы наконец-то поймут, как должен выглядеть порядочный цветок, и если даже не усовестятся, то зацветут хотя бы из низменного чувства зависти и противоречия).

Но надежда на положительный пример одиночки оказалась тщетной. Многочисленное серо-зеленое воинство по-прежнему стояло по полкам недрогнувшими рядами и ощетинивалось во все стороны воинственными копьями игл разнообразных размеров и форм, одинаково острых. А вот сам новичок претерпел ряд существенных изменений: его нежная изящная розово-сиреневая розетка сильно позеленела и словно бы начала сворачиваться обратно в бутон, сделавшись более мясистой и приобретя отчетливое кактусообразие. Кое-где даже успели образоваться тонкие белесые ворсинки, обещая в скором времени закаменеть в прочные острейшие шипы, сулящие много интересных и увлекательных переживаний любому, кто попытается познакомиться с их владельцем поближе. Колбочка с питательным раствором куда-то пропала, а вместо нее бывшая орхидея обзавелась маленьким горшочком с сухой каменистой почвой и крохотным блюдцем под ним (блюдце украшала неизменная трещина).

(ПРИМЕЧАНИЕ *Коллектив еще раз убедительно подтвердил полное бессилие одиночки перед его многочисленной волей, перевоспитав и перекроив его по собственному образу и подобию. Что ж, коллектив в этом был подобен Богу и, наверное, тоже соответствовал Ее непостижимому плану.
ПРИМЕЧАНИЕ **то же касается и трещины на блюдце: большинство кактусов, очевидно, свято уверены, что отсутствие трещины делает блюдце не подходящим под предназначенный для кактуса горшок, и по мере сил стремятся исправить этот недосмотр).

Азирафаэль осторожно погладил кончиком пальца ворсинки, пока еще такие нежные и трогательные. Умилился их мягкости и повернул крохотный горшочек так, чтобы соседи не загораживали ему свет. Вечером надо будет включить дополнительные лампы, кактусы любят свет и жару и очень страдают от лондонского климата, бедняжки. Может, поэтому они такие колючие?

Впрочем, Азирафаэль отлично знал, что кактусы при всей их внешней агрессивности были существами невероятно беззащитными и уязвимыми. Любое повреждение защитной оболочки, любая мельчайшая царапинка на кожице, каковую другой цветок и не заметил бы (в крайнем случае — сбросил бы поврежденный листик и все дела), грозила им иссыханием и смертью, если не вмешается добрая душа и не заклеит поврежденное место (Азирафаэль, конечно же, вмешивался и заклеивал — а потом заодно заклеивал и исколотые пальцы).

Ну и скажите — как их можно было не любить, таких ершистых и таких трогательных в своей беспомощности со всеми своими «не-подходи» колючками?

Конечно же, никак невозможно было их не любить — такими, какие они есть (ну или какими они становились то ли по собственной воле, то ли безропотно выполняя изначальный замысел Всевышнего, пути и замыслы которой, ну вы помните, да?). Ангелы должны любить все живое, вот Азирафаэль и любил их, лишь время от времени виновато посасывая исколотые до крови пальцы и робко напоминая, что колючки, конечно же, штуки весьма важные и очень прогрессивные, тут никто не спорит, но и помимо них в жизни есть немало прекрасного. Ну например… э-э-э… Цветы. А?

Нет, нет, Азирафаэль ни на что не намекает, но все же… Как вы смотрите на цветы? Они ведь прекрасны, разве нет?

(ПРИМЕЧАНИЕ *В подтверждение своих слов Азирафаэль даже распечатал множество ярких постеров с цветущими и счастливыми кактусами и развесил их по всем стенам, свободным от книжных и цветочных полок. Однако кактусы, если и поняли этот прозрачный намек, то ничем этого не выдали).


***

Если бы Кроули спросили, в чем его основная проблема, он бы, наверное, не стал отвечать. Или ответил бы довольно язвительно, что таковых у него нет (особенно если бы спрашивал некий наглый тип с голубыми глазами и белыми крыльями). И соврал бы, как это и положено правильному демону. Он отлично знал свою проблему, основную и вечную. Более того: он был с ней знаком вот уже шесть тысяч лет.

И звали эту проблему Азирафаэль.

После Падения бывшим ангелам пришлось несладко, но почти все они как-то довольно быстро приспособились жить без Божественной Любви: в Аду этот вид энергии оказался недоступен вообще, да и на Земле ее почти что и не было, это вам не Небеса и даже не Эдем. Поначалу падших ломало, как лишенных дозы наркоманов (ПРИМЕЧАНИЕ *некоторые из них даже, по слухам, пытались покончить с собой, хотя и должны были понимать, что без воли на то Всевышнего ничего у них не получится). Потом все как-то привыкли, научились обходиться иными видами питательных энергий и даже гордиться этим.

А Кроули повезло (или не повезло, это уж с какой стороны посмотреть): он встретил Азирафаэля.

Азирафаэль был ангелом, но довольно нетипичным. Начнем с того, что ему нравилось работать на Земле. Нет, самому Кроули тоже нравилось, но тут-то как раз все понятно: Кроули был демоном, а Земля отличалась от Ада не только существенно более мягким климатом, но и тем, что на ней все же можно было отыскать отголоски Божественной Любви (и впитать их по-быстренькому, пока никто не видит, после чего на какое-то время становилось немного легче). Но Азирафаэль-то демоном не был! Он был ангелом, настоящим и вовсе не падшим небесным воином, то есть хоть и подсаженным на Божественную Любовь, как и все они, но и наполненным этой любовью по самые уши. Она из него просто-таки фонтаном била, эта любовь, а в Кроули оставалось еще слишком много от ангела, чтобы он смог не заметить и пройти мимо. И слишком много было уже от демона, чтобы он, заметив и не пройдя мимо, смог удержаться и не воспользоваться.

Это была честная сделка, хоть и неоговоренная. Азирафаэль все равно ведь любил всех подряд, как и положено хорошему ангелу. А Кроули просто время от времени крутился рядом, незаметно получая свою порцию. Ну как незаметно… Ангел наверняка ведь был в курсе, что его немного обирают, не дурак же он! Но делал вид, что ничего не замечает. Значит, ему тоже шел с этой сделки какой-то гешефт, какие-то небесные бонусы, дополнительная энергия в нимб, галочка в отчет или плюсик в карму. Обоюдная выгода, кому от этого плохо? Просто бизнес, ничего личного.

Кроули и сам бы не смог сказать, когда же это перестало быть правдой. Может быть, и с самого начала ею не было, и он просто врал самому себе. Как и положено правильному демону.

Во всяком случае, случилось это задолго до отмененного в последний момент Армагеддона (ПРИМЕЧАНИЕ *хотя, наверное, было бы правильнее именовать неслучившийся Апокалипсис как-то иначе, ведь произошел — вернее, не произошел, — тот довольно далеко от долины реки Мегидо). К тому времени Кроули уже все про себя понимал, хотя это его и не радовало.

А еще к тому времени он уже терял Азирафаэля (вернее, думал, что потерял, бесповоротно и навсегда). И это ощущение ему не понравилось. Очень. И ломка из-за потери источника Божественной Любви тут была совершенно ни при чем, поскольку ощущение это оказалось намного хуже любой ломки.

Так что сейчас Кроули отлично знал, чего он хочет (а главное — чего он не хочет). И хотя совершенно не представлял, как сумеет добиться желаемого (и избежать нежеланного), но был готов приложить к этому все усилия. Впрочем, он уже их прикладывал, ибо нежелаемое подступило слишком близко: именно сейчас опасность навсегда потерять Азирафаэля была как никогда высока. И, как всегда, абсолютно не вовремя…

У Кроули начиналась линька.


Глава 2.
Утро в Сент-Джеймском парке (рейтинг G)


Не то чтобы кактусы были настолько глупы, что не любили Азирафаэля и не понимали или не ценили всей его любви к ним. Это были современные растения, выросшие в мире, пронизанном информационными потоками, и буквально корнями впитавшие еще в раннем росткочестве информацию самого разного свойства вместе с питательным субстратом. Они отлично все понимали и умели оценивать правильно и делать долгосрочные экстраполяции.

Например, о том, что они любимы сейчас — и будут любимы и впредь, что бы они ни делали (или чего бы ни не делали). И они искренне любили и ценили Азирафаэля как раз за то, что в его присутствии им не надо было напрягаться и что-то там из себя изображать. Потому что ангел любит их такими, какие они есть, вместе со всеми их колючками и упорным отрицанием необходимости цвести. И можно не лезть вон из кожицы и оставаться самим собой. То есть кактусом. И никаких цветов!

Ведь взращивание бутона отнимает уйму времени и сил, грозит гормональной перестройкой всего организма, послецветковой депрессией и вообще ужас-ужас-ужас! А если потом еще и (не дай Всевышний!) завяжутся семена… Это так портит цвет кожицы, да и вообще понавылупляется тут, горшок не резиновый!

Нет уж. Нет ничего прекраснее старого доброго бесцветкового статус-кво!

(ПРИМЕЧАНИЕ *Особенно если ты кактус — самая экономически выгодная растительная форма на Земле, и самая долгоживущая, если уж на то пошло. Баобабы — однодневки по сравнению с некоторыми кактусами, к тому же во время строительства Ноева ковчега их чуть ли не под корень извели на бревна, а кактусы не тронули, ну и сами судите — кто был прав?)

Иногда Кроули напоминал Азирафаэлю кактус — такой же колючий и никого не подпускающий близко, так же растопыривший во все стороны иглы язвительного сарказма и шипики едкой иронии. И такой же беспомощный, когда дело касается личной безопасности или комфорта, ну вспомнить хотя бы тот самый первый дождь, в который они попали на эдемской стене, наблюдая, как Адам поражает огненным мечом пустынного льва на глазах восхищенной Евы. Да, дождь тогда был всем в новинку и некоторым даже понравилась идея падающей с неба воды — до того момента, когда эта вода стала падать им на голову и стекать за шиворот. Вот тогда дождь резко перестал казаться красивым и оригинальным нововведением и перешел в разряд напастей, от которых следовало держаться подальше.

До изобретения зонтиков (а тем более тентов) было еще не одно тысячелетие и никто не знал, что делать с этой мокрой пакостью, от которой тяжелеют крылья, а белоснежная тога начинает выглядеть грязной и так противно липнет к телу. Но Азирафаэль ведь догадался поднять крыло (все равно промокло) и сделать из него что-то вроде навеса для них обоих — а Кроули даже и в голову ничего подобного не пришло, хотя крылья у него и у самого были ничуть не хуже!

А сколько их было потом, подобных дождей, как реальных, так и метафорических, когда ангелу снова приходилось распахивать крылья за двоих? И не сосчитать!

Нет, справедливости ради стоит отметить, что Кроули тоже его прикрывал. Помогал творить мелкие, но порой такие полезные чудеса, когда у самого Азирафаэля кончался на них лимит, что существенно снижало уровень комфортности жизни, особенно в Средние века. И оставалось только радоваться, что бюрократию крючкотворы из Небесной Канцелярии оставили исключительно для собственного употребления, посчитав слишком ценным изобретением для внедрения еще и в Преисподней, и потому в аду никто не проверяет отчетов и до сих пор так и не ввели ограничений на количество чудес в квартал.

Нет, грех отрицать, Кроули ему несколько раз сильно помог, в той же Бастилии, например. Или с нацистскими шпионами. Или… да много их было, таких случаев, все и не упомнить. И вообще глупо считаться, кто кого больше прикрывал за эти шесть тысяч лет, и не только от своих, агрессивно настроенных против любого представителя вражеского лагеря, но и от тех, которые как раз вроде бы должны были считаться своими для каждого из них, но почему-то таковыми больше вроде как бы и не являлись. Они двое давно уже были не с этими и не с теми, а словно бы на третьей, своей стороне, стороне, предназначенной только для них двоих.

«На нашей стороне, ангел!» — говорил Кроули, кривя губы в своей вечной полуулыбке, — «На нашей стороне, против всей небесной и адской братии!», а Азирафаэль последнее время если и возмущался в ответ на такие предосудительные высказывания, то лишь для того, чтобы демон начал яростно спорить, повторяя свое утверждение снова и снова. И Азирафаэль в конце концов мог бы с чувством хорошо исполненного долга сдаться под натиском весомых аргументов, перед этим вдоволь наслушавшись про «нашу сторону». Почему-то слушать такое было очень приятно и ничуть не надоедало. Может быть, потому, что Кроули был прав? Или просто потому, что это был Кроули?

Азирафаэль нахмурился и замедлил шаг, идя по дорожке вдоль пруда. Утро было достаточно ранним, чтобы излюбленное место встречи шпионов пустовало (ну разве что пугливо вспорхнул из кустов румынский атташе, но и он, кажется, заглянул сюда вовсе не по политическим делам). Приученные к железному распорядку тайных встреч утки спали, прихваченную для них булку Азирафаэль скрошил голубям — те были птицами недалекими и никак не могли запомнить регламент.

Кроули не оказалось ни под их любимым дубом, ни у ограды, где они тоже довольно часто и словно бы случайно встречались. Даже скамейка на центральной аллее оказалась пуста, а ведь именно на нее Азирафаэль возлагал самые большие надежды.

Они почти никогда не договаривались о встречах заранее, просто как-то так сложилось за последние пять или шесть сотен лет, что каждый из них точно знал, когда другой хочет его видеть. И знал, куда надо идти. И приходил. Вот и все.

Только не в этот раз.

У ангелов (как и у демонов) своеобразные отношения со временем, и за сегодняшнее утро Азирафаэль успел проверить все четыре тысячи триста двадцать шесть мест, в которых они с Кроули встречались хотя бы несколько раз («Все, что повторяется больше двух раз, уже можно считать доброй традицией, правда, ангел?»). Оставалось только одна, если выражаться столь любимым Кроули современным сленгом, локация, где ангел еще не был, и сейчас он как раз раздумывал над возможностью наведаться и туда. Останавливало его только одно: по негласному уговору именно туда ангел никогда не приходил без приглашения (да что там, если честно, так вообще ни разу не приходил), потому что этой локацией была квартира Кроули.

Азирафаэль пнул лежавший на дорожке камушек. И смотрел, как тот сначала покатился довольно медленно, потом все быстрее, и, наконец, запрыгал, словно мячик для сквоша. Последний прыжок закончился в урне. Азирафаэль удовлетворенно улыбнулся было, но почти сразу снова нахмурился.

Кроули последнее время был сам не свой, нервный какой-то и дерганный, язвил и ехидничал вчетверо больше обычного. Вздрагивал настороженно, оборачивался на каждый шорох. Словно бы ждал чего-то, но на все попытки Азирафаэля узнать, что случилось, только рычал и шипел, как он это умеет. Кроули явно что-то скрывал.

(ПРИМЕЧАНИЕ *Нет, не настолько явно, конечно, чтобы заметил кто-нибудь посторонний, но Азирафаэль слишком долго знал этого конкретного демона, чтобы проглядеть признаки надвигающегося шторма в маленьком крохотном белом облачке у самого горизонта. Чуть более резкий тон, вздернутая не вовремя бровь, лишняя гримаса, нервно стиснутые пальцы — ангел видел все это и не волноваться не мог. Что-то происходило, а он был не в курсе, а значит, не мог защитить. Ни себя, ни Кроули. А демон отказывался признаваться, словно последний… ну, демон, да.)

Вот вчера вечером, например, когда изнывающий от неизвестности Азирафаэль позвонил и предложил встретиться и поболтать за бокальчиком славного винца, раздобытого как раз по случаю, Кроули отказался под предлогом плохого самочувствия. Ничего получше придумать не мог! Плохое самочувствие, видите ли. Это у демона-то! Словно Азирафаэль не знает, что плохо себя чувствовать демон может только лишь по собственной воле — ну или если очень уж сильно разозлит кого-то из непосредственного руководства, но тогда да, тогда это может быть очень серьезно.

Разумеется, после такого ответа Азирафаэль встревожился пуще прежнего и предложил немедленно зайти и помочь, если нужно. Просто помочь!

И нарвался на отказ, причем в довольно грубой форме. Кроули на него чуть ли не рявкнул, да что там, безо всякого чуть ли, именно что рявкнул!

Нет, потом он, конечно же, извинялся... ну или что-то типа того, в своей обычной манере. Виноватым тоном бурчал в трубку что-то в том смысле, что ангелы задолбали, и еще что-то про китов, у которых огромные мозги, но совсем нет рук, и что пить он не может… ну, в смысле, больше уже не может… не сегодня, ему и так уже... того. И даже согласился на ужин в Ритце завтра вечером — то есть уже сегодня, — но чтобы не очень поздно, у него вечером какие-то там дела. Азирафаэль сделал вид, что успокоился и поверил, — он очень рассчитывал на Ритц.

И вновь пожалел об упущенной возможности, причем упущенной так глупо. В который уже раз пожалел…

Надо было соглашаться, когда Кроули предложил жить вместе.

Нет, конечно, не в том смысле, чтобы жить в смысле… ну, жить, такого демон, конечно же, не подразумевал и подразумевать не мог, ему бы и в голову ничего подобного не пришло, и слава Всевышнему, что он ничего не подозревает. Просто чисто по-дружески, как добрые соседи. И предлог-то был такой великолепный, что лучше и не придумаешь: у Азирафаэля как раз сгорел магазин вместе с расположенной над ним квартиркой, так что жить ему, по сути, действительно было негде. А потом, к тому времени, когда магазинчик вернулся из небытия в целости и сохранности (как вернулось всё и все, погибшие в ту субботу), Азирафаэль мог бы уже больше суток как жить на квартире у Кроули. Это стало бы фактом и, возможно, традицией. И, может быть, Кроули не стал бы настаивать на немедленном обратном переселении.

А живя рядом с Кроули, было бы куда проще контролировать ситуацию. И помочь, если вдруг что...

Может быть, все-таки плюнуть на приличия и заявиться к нему незванным? Переместиться прямо в гостиную, без дурацких звонков и стучания в дверь, помочь, если ему действительно плохо… А если это были лишь отговорки — зажать под фикусом и вытрясти правду.

И получить в ответ как вчера: «Отвали, ангел!»

Азирафаэль поежился. Вздохнул. Вроде бы не ругательства и даже не такие уж и обидные в целом слова. Только вот тон, которым они были сказаны…

Ладно. В конце концов, двенадцать часов — это всего лишь жалкие двенадцать часов, Азирафаэль ждал и дольше. Кроули согласился прийти на ужин, это уже не мало. Ужин в Ритце, сегодня в пять.

Что ж, вот там Азирафаэль прижмет его если не к стенке, то к столику и заставит объяснить, что происходит.



глава 3.
Чертова линька! ( рейтинг NC-17)

Чертова линька!

Кроули застонал, яростно дергая себя за член и впиваясь зубами в угол подушки, чтобы не орать совсем уж в голос. Содрогнулся в последней судороге сухого оргазма (опять сухого!) и часто-часто задышал, балансируя на грани обморока. Едкие злые слезы щекотали виски и переносицу. Кроули терся лицом о подушку и давил в нее стоны — не только из-за слез, но и потому, что не тереться уже не мог. Чем угодно. Обо что угодно.

Линька, чтоб ее.

Днем было почти терпимо, Кроули даже рисковал выходить по делам. Ну или просто так выходить, чтобы не чувствовать себя в клетке. Разве что раздражительность и вспыльчивость сильно возросли, но тут уж не его проблемы, кто не спрятался — Кроули не виноват. Хорошо, что линьки бывают так редко, с прошлой он уже даже успел подзабыть, как это мерзко. Плохо, что эта линька, похоже, решила побить рекорд и оказаться на порядок паршивее всех прошлых.

Сильнее всего накрывало под утро…

Ничего. Это ненадолго. Неделя или две — а потом отпустит и все потихоньку придет в норму. И снова можно будет облегчать себе жизнь колдовством — во время линьки эти умения сходят на нет, как и прочие чувства и способности, возвращаясь к базовым человеческим, ничтожным до слез. Но самое паршивое в линьке даже не это, а мучительный зуд и нестерпимое желание потереться — сразу всем телом и обо что угодно, что-нибудь, неважно. А лучше — чтобы это «что-нибудь» было живым и горячим…

Когда Кроули, постанывая от наслаждения, ерзал лопатками и ягодицами по простыне — ему хотелось выть от невозможности одновременно тереться о постель еще и грудью, и животом, и возбужденным членом. И коленями. И боковыми поверхностями бедер. И внутренними их поверхностями тоже. Пятками. Подмышками. Всем. Поэтому он елозил и крутился, словно был червяком на сковородке (ПРИМЕЧАНИЕ *ну или словно оставался самим собой, а вот суперсовременный матрас под ним был набит освященной землей прямо из-под церкви, что по ощущениям было куда ближе и мучительнее какой-то там глупой сковородки). Он метался по кровати, залитой слезами, соплями, потом и смазкой (но не спермой, дьявол ее забери, до сих пор так и ни капли!), изнемогающий от невозможности и противоречивых желаний, с зажатым в кулаке каменным стояком и звенящими от напряжения яйцами, то закручиваясь в одеяло, словно в тугой кокон, то снова из него выворачиваясь. Неизменным оставался только край жесткого тканевого покрывала, скрученный в жгут и намертво зажатый между плотно стиснутыми бедрами. И еще то, что кончить по-настоящему Кроули не удавалось никак.

Мышцы живота крутило уже непрерывно, по позвоночнику волнами скатывались огненные мурашки, стекали между ягодиц и по бокам, настойчивыми ручейками устремляясь прямо в окаменевшие яйца, пальцы на члене непроизвольно ускоряли движение в безуспешных попытках приблизить вожделенный выплеск, но по тупой тянущей боли в мошонке Кроули понимал уже, что и этот оргазм тоже, скорее всего, будет сухим.

И мысль о ванне со святой водой с каждым таким обломным недооргазмом казалась все менее пугающей. И еще одна мысль, возникающая всегда, стоило ему подумать о чем-то святом, да и вообще стоило ему о чем-то подумать...

Кроули знал как минимум два действенных способа сильно облегчить себе жизнь во время линьки — но оба полагал неприемлемыми, хотя и в разной степени и по разным причинам. Впрочем, причины только казались разными на поверхностный взгляд: и в том и в другом случае от Кроули требовалось пойти на уступки и потерять часть себя.

Кроули был демоном и знал об уступках все. А потому искренне их ненавидел — во всяком случае, в применении к себе самому. Уступка не похожа на кошку, что гуляет сама по себе и ходит, где хочет, в гордом одиночестве. Уступки — животные стайные. Сделаешь одну — и тут же придется делать вторую, третью, десятую, отказываясь от себя по кусочку, вроде бы и по маленькому, но снова и снова. Сотня-другая крохотных вроде уступочек — и что тогда останется от Кроули?

В змеиной форме линька переносилась намного легче, и соблазн был велик. Но столь же велик был и риск после такой линьки окончательно потерять ту часть Кроули, что отвечала за сохранение человеческого тела. Линька ведь в том числе еще и закрепляет форму и содержание, переживешь ее в виде змея — и можешь уже просто не захотеть принимать человеческий образ даже на время. И перестанешь понимать, почему это было так важно для тебя раньше.

Большинство демонов не видят в этом ничего ужасного. Все они давно прошли через подобные линьки, причем неоднократно, окончательно растеряв те крохи человеческого, что, возможно, присутствовали в них изначально по неисповедимому замыслу Всевышнего.

Но Кроули был нетипичным демоном. Он слишком долго жил среди людей. Достаточно долго для того, чтобы человеческая часть его личности стала иметь значение — хотя бы в его собственных глазах. Он не хотел ее терять.

Нет, не так — он не собирался ее терять.

Не собирался становиться похожим на всех прочих демонов из-за глупой минутной слабости. Ладно, пусть не минутной. Но все равно — глупой. И все равно — слабости.

И дохнуть он тоже не собирался.

И он даже был благодарен несчастному развоплощенному Лигуру за то, что всю святую воду пришлось потратить на него и в тайном сейфе больше не стояло страшного термоса. Так было как-то… спокойнее.

Так что первая возможность была точно не вариантом. Вторая же… Вторая существенно ущемляла разве что гордость и под утро становилась все более привлекательной.

Никто ведь никогда не узнает… Ну же…

Нет.

Кроули рывком перевернулся на спину и уперся подошвами согнутых ног в матрас. Стиснутые колени ныли от напряжения, воспаленная кожа промежности ощущала каждую ворсинку и складочку прижатого к ней покрывального жгута и молила, жаждала, требовала усилить это давление, дернуть за торчащий вперед угол и протащить скрученный жгут между по-прежнему крепко сжатых бедер, чтобы наконец…

Кроули рвано вздохнул, закусил губу и заерзал спиной по кровати, но покрывала не тронул.

Хуже всего был внутренний зуд там, где никак не почесаться и не потереть. Внутри. Пусть и не очень глубоко, но совершенно недосягаемо.

Вот и сейчас щекотная капля медленно пробиралась по уретре от основания члена к кончику — и делала это так издевательски неспешно, словно ее учителями были лучшие мастера девятого круга. Кроули застонал, извиваясь всем телом, словно нанизанный на эту каплю, ставшую центром его мироздания. Теряя остатки самоконтроля и изнемогая от невозможности ускорить процесс, он задергал бедрами, завертел головой по подушке и сжал член в кулаке, пытаясь поскорее выдавить неторопливую каплю. Если бы мог, он бы его наизнанку вывернул, и сам бы вывернулся, только бы… На каплю, впрочем, это не произвело ни малейшего впечатления – она прожигала себе путь наружу с прежней сводящей с ума неторопливостью.

Кроули взмок и тяжело дышал. Каждое движение пальцев отдавалось в яйцах тягучей болью на грани удовольствия, и боли с каждым рывком туда-обратно становилось все больше, но не дрочить он уже просто не мог, как и не мог лежать неподвижно.

Когда капля наконец выдавилась — Кроули снова облился потом и почувствовал себя курицей, после долгих мучений таки снесшей яйцо. Но ни малейшего облегчения не испытал. Бедра ныли, все тело ломило, член горел, болезненно отзываясь на любое прикосновение, яйца грозили лопнуть, перед глазами все плыло и мутилось.

Смазка. Всего лишь чертова предъэякуляторная смазка. Опять.

Кроули судорожно то ли вздохнул, то ли всхлипнул.

И сдался.

В конце концов, это всего лишь крохотная уступочка. Совсем-совсем крохотная, а легче станет сразу и намного...

С трудом расцепил сведенные судорогой пальцы. Отвел руку в сторону. Зажмурился плотно-плотно, морщась и кривя губы.

И представил, как его перевозбужденного члена касается чужая рука — легко, невесомо, словно перышком гладит. Такие прохладные пальцы, несущие облегчение, такие гладкие, такие приятные, такие… белые.

Член отозвался мгновенно. Да что там — отозвалось все тело, сотрясаясь крупной сладкой дрожью. А чужие пальцы меж тем ласкали головку, мягко, прохладно и нежно, снимая боль, жжение и мучительный зуд. Напряжение не ослабло, но перестало быть таким нестерпимо безнадежным, сделавшись предвкушающим и почти приятным.

По вискам бежали горячие капли, дыхание прерывалось. Кроули зажмурился еще плотнее, до красных кругов под веками, представляя, как чужие (белые!) ладони, теперь уже обе, мягко и повелительно скользят вниз по члену, к его основанию — а навстречу им изнутри уже поднималась распирающая волна, острая, щекотная, жгучая, неудержимая...

Пик приближался стремительно, Кроули взмыл на этой волне, захлебнувшись собственным криком.

— А-а-а-с-с-с…

Ему все-таки удалось взвыть бессвязно, хотя предательские губы так и пытались вытолкнуть имя.

Вместо этого Кроули сдался еще раз (ПРИМЕЧАНИЕ *что мы там ранее говорили об уступках, помните?) — нашарил противоположные концы покрывального жгута и рванул их обеими руками, на себя и вперед, вверх, продирая между стиснутых бедер и представляя, как по его промежности, преодолевая сопротивление, с усилием проходит плечо крыла, покрытого пушистыми белыми перьями, такое мягкое и такое восхитительно твердое. Неудержимое. Проходит уже не невесомой лаской, а с нажимом, сильно и грубо, именно так, как надо, доводя наслаждение почти до боли и мешая боль с наслаждением. А несколько перьев, словно пальцы, понятливо находят самое нужное место, самое чувствительное, больше всего требующее к себе внимания, и давят прямо туда, ох, да… вят…

Кроули вскинул бедра, сильнее вжимаясь чувствительным местом в изгиб ангельского крыла, выгнулся, ерзнул — и наконец-то выплеснулся по-настоящему, горячо и обильно, обрызгав бедра, руки, живот. Кажется, даже и на подушку попало.

Судороги острейшего наслаждения еще какое-то время выкручивали безвольное тело, превратившееся в растекшийся по кровати кисель. Кроули не сопротивлялся им, только дышал и вздрагивал. Дрожь потихоньку стихала, жжение под кожей снизилось до умеренного и вполне терпимого. Появилась надежда, что на сегодня все закончилось и по-новой его накроет только после полуночи. От облегчения сразу же захотелось спать.

Теперь, когда сухостойная пытка осталась в прошлом, выглядела она не такой уж и невыносимой. К ней вполне можно было отнестись с определенной долей иронии. И Кроули обязательно именно так и отнесется — как только слегка отлежится, придет в себя и поспит.

Уже засыпая, Кроули скривил в улыбке ноющие искусанные губы. Что ж, он мог собой гордиться: как они ни пытались, но выстонать ненужное имя Кроули им так и не позволил — и это давало возможность сохранить остатки самоуважения, изрядно потрепанные чертовой линькой.

иллюстрация к главе от Анны Матвеевой
"Ангел мой..."

@темы: текст, юмор, психология, слеш, херт/комфорт, Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, ангст, флафф, UST, Good Omens, Кроули, романс

---

Некоторые шрамы не заживают долго, ангел (Good Omens)

Название: Некоторые шрамы не заживают долго, ангел
Пейринг/персонажи: Азирафаэль, Кроули
Форма: мини, 2800 слов
Категория: джен, преслеш
Жанр: Hurt/Comfort, драма, флафф
Рейтинг: R
Описание: Ради своего ангела Кроули готов пройти по освященной земле. Осталось только выяснить, на что готов Азирафаэль ради своего демона. джен (возможный преслэш в глазах смотрящего)
Предупреждение: возможный UST, рейтинг за медицинские манипуляции и графичное описание травм
дополнительные метки: дружба, помощь/забота, взаимовыручка, романтика, фандомная битва 2019, 1941, после церкви


— Увидимся, ангел. И не надо так смотреть. Со мной все в порядке.

Вообще-то с Кроули все было далеко не в порядке*.

Азирафаэль понял это еще до того, как на церковь святого Альфежа упала бомба, так ярко завершив карьеру нескольких немецких шпионов, чья основная ошибка заключалась лишь в том, что они наивно предполагали, будто не платить ангелу за купленные редкие книги пророчеств — очень выгодная и ничем не грозящая им лично идея.


Он только надеялся, что после взрыва и разрушения алтаря Кроули станет легче**, однако этого не произошло.

Всю дорогу до книжного магазина Кроули говорил мало и отрывисто, сквозь стиснутые зубы. Скорее даже шипел. А потом и вовсе замолчал. Сидел, низко склонившись к лобовому стеклу и обеими руками вцепившись в руль. И дышал. Нехорошо так дышал, тяжело и резко. Словно забыв, что демону это вовсе не обязательно.

Рядом с горящей церковью было довольно светло, и какое-то время она еще подсвечивала им дорогу и бросала блики в заднее стекло своеобразным маяком (Азирафаэль почти машинально позаботился, чтобы огонь не перекинулся на склеп, служивший бомбоубежищем, с тревогой прислушиваясь к тяжелому дыханию Кроули). Но стоило свернуть на первую же ведущую к Сохо улочку — и их окружила непроглядная темнота, лишь только где-то на востоке мерцали отсветы далеких пожаров и шарили по темному небу белые пальцы прожекторов***. Здесь же город словно вымер, испуганно затаившись за плотно сдвинутыми шторами. Светомаскировка, ничего не поделаешь.

Мотор урчал на грани слышимости, за окнами машины царила непроглядная темнота****, и Азирафаэлю даже начало казаться, что бентли вообще никуда не едет, а завис неподвижно в гигантской банке с чернилами, но тут Кроули как раз буркнул (по-прежнему сквозь зубы):

— Мы приехали, ангел.

Голос его Азирафаэлю не понравился. Как и то, что он дважды запнулся на такой короткой фразе.

Азирафаэль осторожно выбрался в темноту, но к смутно угадываемой двери не пошел. Вместо этого обогнул машину спереди и открыл дверцу рядом с водительским сиденьем. То ли глаза уже слегка привыкли к темноте, то ли на этой улочке перед его книжным действительно было светлее, но Азирафаэль отлично видел злую ухмылку Кроули, когда тот повернул голову в его сторону, уставившись черными дулами очков. Вот тогда-то Кроули и сказал, что с ним все в порядке. И Азирафаэль сделал вид, что поверил. И прощебетал с как можно более безмятежной улыбкой:

— Рад это слышать, мой дорогой. В таком случае ты же не откажешься зайти ко мне, ведь правда? Как-то не очень уютно в такую ночь одному, ну и… — Он пожал плечами. — Я знаю, чай ты не любишь, но у меня есть какао и даже сахар, невообразимая роскошь по нынешним временам.

Где-то далеко провыла сирена отбоя воздушной тревоги. Ветер поскрипывал сломанным фонарем на углу. Кроули молчал, пряча глаза за темными стеклами. Потом отвернулся. Буркнул негромко.

— Не настолько… в порядке.

И больше ничего не сказал, даже когда Азирафаэль присел рядом с машиной и скользнул рукой вдоль его ноги к педалям, нащупывая ботинок. Он отлично помнил обычную обувь Кроули — всегда модельную и чертовски элегантную, из мягкой кожи высочайшего класса и на очень тонкой подошве. Вряд ли сейчас на нем что-то иное: Кроули не был бы самим собой, если бы делал поправки на грязь и бомбежки. Или на освященную церковную землю...

Так и есть: очень мягкая кожа, липкая и мокрая. И шнурки — тоже в чем-то мокром и липком. Азирафаэль поднял голову, глядя снизу вверх на упрямо сжатые губы и выпяченный вперед подбородок.

— Тогда тем более стоит зайти. Я все-таки ангел, мой дорогой. Мы умеем… многое.

Он в последний момент удержался и не сказал про исцеление — увидев, как перекосило Кроули. И потому не нарвался на безусловный отказ. Вместо этого Кроули какое-то время молчал, все еще недовольно морщась, а потом спросил:

— А кофе ангелы варить тоже умеют?

— Конечно, мой дорогой. Просто райский кофе, — соврал Азирафаэль, не моргнув глазом. И попытался припомнить, есть ли у него вообще кофе. Вспомнить не получилось, но он решил, что в самом крайнем случае настолько маленькое чудо его начальство уж как-нибудь переживет.

— Тогда я, пожалуй, зайду.

Самое трудное было помочь ему встать так, чтобы это не выглядело помощью. И преодолеть несколько шагов — до двери в магазин и уже внутри до дивана, хорошо, что он так близко. Тоже так, чтобы это не выглядело. Просто темнота, просто споткнулся. С кем не бывает.

— Ангел! Ради кофе я готов на любые подвиги… Но не настолько же! Чего ты тут набросал? Ради кофе... Я бы душу дьяволу продал. Ах да. У меня ее нет. Бедный дьявол! Книги не забудь. Слышишь, ангел? Не забудь! Зря я их, что ли… Маленькое демоническое чудо. Черт. Да осторожней же ты! Тут темно, как под мышкой у Бога! И только посмей мне сказать, что я опять богохульствую!

Просто слишком темно. Просто слишком много слов. Но он же всегда такой, правда?

Чудесить свет Азирафаэль не стал, воспользовался спичками: он специально клал коробку под газовым рожком, предпочитая мягкие теплые полутона живого огня ослепительности новомодного электричества. На всякий случай поплотнее задернул шторы, хотя они выполняли роль декорации для случайных посетителей: на магазинчик и так не обращали внимания, если сам Азирафаэль этого не хотел. Обычно он шторы даже не трогал, висят себе и висят. А сейчас задернул. И понял, что тянет время.

А обернувшись, увидел самое необычное зрелище, которое только мог себе представить: Кроули, неподвижно сидящий на диване. Ну, почти неподвижно.

Обычно заставить демона сидеть спокойно не удавалось никому, он умудрялся словно бы танцевать даже сидя. Обычно. Да.

— Чего только не сделаешь ради хорошего кофе, даже к ангелу в гости зайдешь, — ухмыльнулся Кроули, неправильно (а может быть, как раз таки правильно?) истолковав его взгляд. Голос у демона все еще оставался напряженным. — Так сваришь?

Он явно нервничал и не знал, куда девать руки: сначала раскинул на спинку дивана, потом передернул плечами, и руки словно бы сами по себе скользнули на колени, побарабанили пальцами по бедрам, сцепились, расцепились, сжались в кулаки. Ноги его при этом оставались совершенно неподвижными, и у Азирафаэля заломило зубы от острого сопереживания. Он не был демоном и никогда на собственной шкуре не ощущал всю болезненность ожогов святыми субстанциями, но он был ангелом и умел сочувствовать так, как умеют только они: полностью разделяя чужие страдания.

— Конечно, — сказал он севшим голосом. — Обязательно. Но сначала давай мы тебя разуем.

Он подошел к дивану, прихватив по пути маленькую скамеечку, поставил ее рядом и сел. Не на корточках же этим заниматься, в самом деле? А если встать на колени, получится слишком демонстративно, такого Кроули точно не потерпит. Ни единого шанса. Он и сейчас-то...

— Мы так не договаривались, — сказал Кроули хмуро и зло, голос его стал еще более напряженным и хриплым, губы сжались в тонкую нитку, брови сошлись на переносице. В темных стеклах очков отражались два узких язычка пламени, и казалось, что это такие теперь у него зрачки, желтые и светящиеся, танцующие, живые. В абсолютно черных глазах, круглых и мертвых.

Азирафаэль опять смотрел на него снизу вверх, как и рядом с бентли. Но теперь для этого не приходилось так сильно выворачивать голову.

— Ты никогда не пошел бы в церковь ради себя самого, — сказал Азирафаэль тихо, но твердо. — Как бы тебе ни было нужно. Семьдесят лет строил планы по добыче сам знаешь чего, меня уговаривал, но так и не пошел. И я понимаю, оно действительно того не стоит. Однако сегодня ты это сделал. Ради меня. Ну вот и считай, что это ответная любезность, не более. Должен же я тоже сделать для тебя… ну хотя бы что-то.

— Не стоило, — фыркнул Кроули и поморщился. Отвернулся в сторону, зачем-то снял очки, вздохнул раздраженно. Может быть, злился на самого себя непонятно за что. А может, Азирафаэль, развязывая слипшиеся шнурки, потянул слишком сильно.

В помещении запах химии и подгоревшего цыпленка стал отчетливее, и Азирафаэль предпочел сосредоточиться на обуви. Действительно, очень тонкая кожа хорошей выделки. И подошва тонкая. Бальные туфли, плохая защита для того, кто пошел танцевать по раскаленным углям.

Кроули зашипел на вдохе, когда Азирафаэль осторожно потянул прилипший к дочерна сожженному мясу шелковый носок. Ангел отдернул руку, ругая себя последними словами.

— Извини. Я сейчас.

Он не стал подниматься на второй этаж за тазиком и теплой водой и даже пальцами щелкать не стал — все это тоже было всего лишь декорациями и своеобразной игрой в хорошего правильного ангела, подчиняющегося предписаниям и традициям, и сейчас выглядело бы… плохо бы выглядело, чего уж там.

Впрочем, оно и сейчас так выглядит.

— Ангел, послушай… — Голос у Кроули ломкий, готовый вот-вот сорваться. — Это и правда лишнее.

Почему-то поднять голову и взглянуть ему в лицо оказалось вдруг слишком трудно. Азирафаэль и не пытался. Упрямо качнул головой, наклонился ниже. К самой воде. Подул на нее, глядя, как без следа растворяются золотые искры. Миг — и нету. И словно бы не было. Просто вода.

— Это просто вода, — сказал очень тихо, осторожно заворачивая мокрую брючину вверх по икре. Туда, где еще есть кожа, пусть и воспаленная, красная с синеватыми прожилками. И еще выше, к колену, где кожа уже нормальная. Только горячая. Очень.

Кроули снова резко вздохнул и зашипел. Но больше ничего не сказал.

Просто теплая вода. Двадцать шесть градусов, температура человеческой кожи. Все равно будет больно, но хотя бы не обожжет сильнее. Просто вода, и никакой святости, никакой благодати, Азирафаэль за этим особо следил, чтобы не дай Всевышняя. Ни капельки.

Только любовь.

Крутой раствор, столько, сколько вода сумела принять, не испарившись от перенасыщенности. Хорошо, что Кроули демон, он не поймет, что это такое в воде, демоны не умеют такое видеть.

Носки приходится удалять тоже чудом — постепенно, по волоконцу, стараясь не задеть оголенных нервных окончаний. Омертвевшая серая кожа местами отслаивается вместе с волокнами ткани. Азирафаэль сдувает и их, развоплощая. Запах химии и подгоревшего мяса усиливается.

Повреждения похожи на некроз от химического ожога — и не похожи одновременно: некроз гуманнее, он убивает нервные окончания на пораженном участке, и боль приходит не сразу, а лишь через день или два, когда начинается воспаление вокруг. Азирафаэль последнее полгода довольно много времени проводит в госпитале святого Варфоломея, куда привозят пострадавших во время бомбежек, и знает, как выглядят жертвы зажигательных бомб. И что они чувствуют, он тоже знает.

На тыльной поверхности стопы кожа багровая и опухшая, вздулась желтыми волдырями. Ближе к пальцам волдыри полопались. Обе подошвы превратились в сплошные кровоточащие язвы, пальцы слиплись. Человеческое тело ерунда, будь это просто ожоги, Кроули и сам бы их залечил, не заметив, да и трудновато обжечь того, кто способен не получить ни царапины в эпицентре взрыва зажигательной бомбы*****.

Да только вот святая земля выжигает язвы на истинном теле демона, и это куда страшнее и так просто не лечится. А он еще ходить пытался, просто зла не хватает!

Азирафаэль аккуратно смыл с подошвы и пальцев омертвевшую ткань, желтые пленки, грязь, кровь и сукровицу, стараясь не прикасаться, только водой, только на расстоянии тепла, когда есть ощущение, что рядом, но прикосновения нет. Вода в тазике осталась кристально чистой, хорошо, что Кроули не приходит в голову посмотреть вниз, а то мог бы и догадаться.

Осторожно вынув омытую ногу из воды, Азирафаэль уложил ее себе на колено так, чтобы пострадавшая часть оказалась на весу, наклонился еще ниже, почти касаясь губами покрытой волдырями кожи (но именно что почти, никаких касаний!), и подул. Не только на кожу, но и глубже, обволакивая золотистым сиянием перепутанные и оплавленные линии энергопотоков там, глубоко, расправляя их, восстанавливая, разглаживая, вытягивая боль******.

Никакой святости. Только любовь. Чистая. Заживляющая.

Кроули резко вздохнул и слегка ерзнул на диване, но так ничего и не сказал. Замерший было на мгновение Азирафаэль набрал в грудь воздуха и снова подул, теперь уже размазывая мерцание по более поверхностным слоям и видя, как в каком-то полудюйме от его губ черно-багровый цвет поврежденной кожи постепенно высветляется, словно бы размываясь и выцветая. В неверном свете газового рожка это можно было бы принять за игру теней или воображения, но Азирафаэль ангел, ему незачем гадать. Он точно знает.

И поэтому дует снова.

Когда поврежденная кожа верхней стороны стопы приобрела свой естественный цвет (ну разве что, может быть, немного более нежный и розовый), Азирафаэль перешел к подошве. С нею сложнее: повреждения более глубокие, здесь на истинном теле могут остаться шрамы, которые долго не заживают, а потом, даже зажив, все равно будут болеть. Если оставить все как есть и дать заживать самостоятельно или просто поверхностно зарастить, глубоко не прочистив, так и получится. Но концентрированная любовь — штука сильная, и если как следует постараться…

Азирафаэль старается. До головокружения, до золотистых искорок перед глазами. В конце концов, дело ведь вовсе даже не в Кроули. Он же ангел, это просто его работа.

Выше щиколотки воспаление снять можно уже и руками: там кожа хотя и обожженная и чувствительная, но сохранилась, а дыхание лучше бы поберечь, и так уже голова кружится, а дело сделано лишь наполовину. Еще одно мелкое чудо — высушить брючину прежде, чем раскатать. И начудесить мягкий плед Кроули на колени, чтобы краем можно было обернуть свежеподлеченную ногу. А подколенную резинку с подтяжками для носков можно отщелкнуть и пальцами, для этого никаких чудес не требуется.

Оказывается, у Кроули очень красивые пальцы не только на руках. Сначала как-то не заметил, не до того было, да и торопился, подгоняемый чужой болью. А теперь вот разглядел. Красивые такие, длинные и изящные. Впрочем, чему удивляться, он же все-таки ангел. Хоть и падший. А что кожа на подушечках нежно розовая, незагрубевшая, как у младенца — так это твоя заслуга, сам же старался, чистил и наращивал, убирая лишние эманации, как верхние, так и нижние. Вот и вышло такое, как будто с нуля, как будто не было всех этих шести тысяч лет.

И очень хотелось тронуть это нежное великолепие губами или даже лизнуть. Просто так.

Азирафэль поджал губы и только еще немного подул, закрепляя эффект. И отдернул голову, потому что Кроули прерывисто выдохнул и поджал пальцы, большим почти задев ангела по губе. Словно легкое предупреждение: не стоит. Спасибо, но нет. Благодарность имеет свои границы, и переступать их не надо.

Ну и ладно. Ну и не больно-то и хотелось.

А вот еще подуть внутрь, заново выглаживая уже распрямленные и срощенные энергопотоки, — это св… Нет! Не святое!!! Конечно же, не святое! Просто… Ну почему бы и нет, кому от этого станет хуже?

Обдувая уже совсем залеченную щиколотку еще и поверху, Азирафаэль все же не удержался и коснулся ее губами — быстро и воровато, словно бы нечаянно. И тут же пожалел об этом, потому что Кроули явственно вздрогнул и зашипел. Еле слышно, но все же. Непроизвольно вскинув голову на это шипение, Азирафаэль пожалел еще больше: глаза у Кроули были плотно закрыты, губы закушены, а по щекам тянулись две влажные дорожки.

Все-таки Азирафаэль сделал ему больно. И, похоже, не раз, хотя так старался…

Плохо старался.

Еще одна высушенная брючина (сегодня он выбрал лимит на несколько недель вперед, Гавриил будет ругаться) — такая мелочь по сравнению с невероятно огромным количеством потраченной любви. Но в том-то и прелесть с этой любовью, что она неподотчетная, а лично его, Азирафаэлевская, и тратить ее он может сколько угодно. И никто не заметит, ни Гавриил, ни даже Кроули.

Еще один отщелкнутый подколенный ремешок.

И — шрам, уходящий под него и выше. Старый шрам, неровный, так и не сглаженный временем.

И — онемевшие пальцы, когда он машинально попытался разгладить и этот шрам не на человеческой коже, а в глубине истинного тела…

— Кончай косплеить Иисуса, — сказал Кроули почему-то шепотом, напряженным и злым. — Я тебе не прокаженный.

Азирафаэль вздрогнул и смутился, поняв, что уже довольно долго сидит, продолжая наглаживать старый шрам онемевшими пальцами. Отдернул руку.

— Извини.

— И где обещанный кофе? Вот и верь после этого ангелам!

Снова шепотом, и улыбка кривая, дерганая, и он опять нацепил очки.

— Сейчас будет, подожди минутку.

Ладно, не минутку, а три: все-таки с кофе у Азирафаэля действительно не было практики, и пришлось повозиться, пока удалось начудесить что-то более или менее приличное. Но когда он через три минуты снова спустился на первый этаж, Кроули уже спал, неловко пристроившись щекой на диванный валик и кутаясь в плед: его бил озноб. При появлении ангела он не проснулся, только передернул плечами, вздохнул и прошипел что-то неразборчивое.

Азирафаэль отставил источавшую дивный аромат чашку на придиванный столик и подумал, что правильно он не включил электрическую лампочку, словно чувствовал. Живой огонь милосерднее. Он дает глубокие тени, в которых можно спрятать многое и спрятаться самому. Сделать вид, что не заметил. Что не было ничего.

Помочь отвернуться к спинке дивана лицом, подсунуть подушки под голову и ноги, укутать поверх пледа еще и одеялом. Тебе же нравится спать, Кроули? Вот и спи. Ничего особенного, просто ответная благодарность. Уже завтра мы оба о ней забудем.

И знать, что сам ты никогда не забудешь онемевшие пальцы и чувство вины за чужую боль, как сегодняшнюю, так и ту, шеститысячелетней давности, в которой ты вроде бы вовсе и не виноват.

______________________
ПРИМЕЧАНИЯ

1 - И не могло быть, поскольку освященная земля и намоленная внутрихрамовая атмосфера — не то сочетание внешних факторов, которое требуется демону для комфортного самочувствия.

2 - Все-таки маленькая церквушка в Гринвиче — это вам не собор Святого Павла, устоявший даже в черную ночь 29 декабря, ей и одной случайно уроненной бомбы хватило по маковку, а при отсутствии рассеянных по району камней атмосферу удерживать становится просто нечему.

3 - Сегодня бомбили Ист-Энд, и заблудившийся стараниями Кроули одиночный летчик тоже наверняка рванул туда, если не сразу на родину.

4 - Кроули утверждал, что не пользовался фарами вовсе не из-за требований светомаскировки, а просто потому, что не видит в этом смысла. Особенно если улицы пусты и никого невозможно ослепить невовремя включенным дальним светом.

5 - Вообще-то в ту ночь на церковь святого Альфажа упало целых две зажигательных бомбы, но ни Кроули, ни ангел этого не заметили.

6 - Люди тоже так делают, когда им больно. И у людей тоже иногда получается.

@темы: психология, херт/комфорт, Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, ангст, флафф, Good Omens, Кроули, романс

---

Великая сила искусства демонических танцев (Good Omens)

В рамках фест-недельки по Благим Знамениям
20.10 — любой жанр



Автор: fani
Название: Великая сила искусства, или О том, насколько хорошо демоны умеют танцевать
Пейринг/персонажи: Азирафаэль, Кроули
Форма: мини, 3689 слов
Категория: слеш
Жанр: UST, юмор, флафф
Рейтинг: PG-13
Описание: написано по заявке Заявка: Кроули для какого-то дела (или для удовольствия) танцует стриптиз. Азирафаэль случайно становится зрителем.




- Ах, как же он прекрасен! Кроули, ну ты только глянь! Потрясающая гибкость, правда? Просто восхитительно! Никогда бы не подумал, что люди так могут!

- Люди могут многое.

В сторону монитора Кроули даже не покосился: разглядывать парня, вихлявшегося на экране престарелого азирафаэлевского компьютера, совершенно не хотелось. И даже не потому, что из одежды на парне были только алые стринги и алая же полумаска, а выделывал он своим тощим телом разные малопристойные штуки, нарушающие законы не только приличия, но и гравитации. И даже не потому, что Азирафаэль крутил этот ролик уже девятнадцатый раз (ПРИМЕЧАНИЕ* и это только за сегодняшнее утро!).

Азирафаэль явно был возбужден. И в ангельской простоте даже и не подумал это скрывать, а потому пахло от него так сладко и одуряющее, что перехватывало дыхание.

Кроули втиснул руки поглубже в карманы узких брюк и сжал кулаки, вгоняя ногти в ладони. Помогло. Но не так чтобы сильно.

- Кроули, ну посмотри же! Он как будто летает! А извивается как?! Словно эфирная сущность, у которой нет ни единой косточки! Посмотри!

Почему бы и не уступить ангелу, если тот так просит? И почему бы не сделать это в своей обычной манере? Даже если тебе этого совсем и не хочется – это не повод палиться так откровенно.

- Хм… - Кроули шевельнулся, сделал вид, что присматривается (дышать он при этом старался через нос: так запах тоже ощущался, но слабее, язык все же намного чувствительнее). – А по мне так костей у твоего любимчика даже слишком много: отовсюду торчат! Я даже сквозь музыку слышу, как он стучит ими по этой блестящей палке, когда вокруг нее крутится.

- Пилон, дорогой! – возмущенно охнул Азирафаэль. – И вовсе он не стучит! А это называется пилон. И я не верю, что ты до сих пор так и не смог запомнить!

- Ха!

Отрицать было глупо. Кроули и не стал. Только ухмыльнулся самодовольно и откинулся на спинку дивана, делая вид, что дремлет. Темные очки надежно скрывали как то, что глаза у него вовсе не закрыты, так и направление взгляда, и можно сколько угодно смотреть на сияющее восторгом лицо, притворяясь, что тебе вовсе не интересно, смотреть на трогательные кудряшки, на розовое ухо, на приоткрытые в улыбке губы. Смотреть и… и что? Продолжать ждать? Все еще надеяться?

Именно так. Все еще.

Ему далеко не в первый раз приходилось самому страдать от последствий своих же собственных изобретений. Можно даже сказать, что он в них регулярно вляпывался и уже даже почти привык. Но, пожалуй, впервые страдание это было настолько нелепым и унизительным.

И дело было даже не в том, что это именно Кроули еще на заре человечества придумал и внедрил в массы танцы с раздеванием под музыку. (ПРИМЕЧАНИЕ* За эту модернизацию простых подергиваний под ритмичный (или не очень) шум, склонившую на путь порока немалое количество до того вполне благопристойных душ, Кроули удостоился личной благодарности от Асмодея, курирующего все, что так или иначе связано с похотью). И даже не в том, что Азирафаэль, уставившись на экран, полностью переставал обращать внимание на окружающий мир – в том числе и на Кроули тоже, что не могло не раздражать. И даже не в том, что ангел смотрел на стриптизера с восторгом и обожанием, от которых у Кроули неприятно сосало под ложечкой и хотелось срочно наорать на какой-нибудь фикус. (ПРИМЕЧАНИЕ* Только вот для этого пришлось бы добираться до собственной квартиры, потому что в магазине Азирафаэля фикусов не было (ПРИМЕЧАНИЕ** а если бы даже и были – ангел вряд ли позволил бы разным демонам на них орать).

Все это было не так уж и важно на самом деле. Вернее, важно, конечно. Но терпимо. Однако существовало некое обстоятельство, делающее ситуацию действительно не приятной. И даже не одно обстоятельство, а целых два.

Первым из них являлось то, что танцором в алых стрингах был сам Кроули. А вторым – что ангел, вот уже в двадцать первый раз запустивший ролик с начала, до сих пор этого так и не понял.

- Все-таки он великолепен! – сказал Азирафаэль с томным вздохом через семь минут, когда ролик кончился. Снова. Но запускать его в двадцать третий раз не стал, обернулся к Кроули. Лицо его зарумянилось, глаза сияли. – Просто чудесен, правда же? Даже не верится, что простой человек способен на такое!

Кроули ответил кривоватой загадочной улыбкой и неопределенным звуком. Пусть понимает, как хочет. Ангела очень хотелось оспорить, но не ругать же для этого, в самом деле, самого себя? (ПРИМЕЧАНИЕ * к тому же, если уж быть до конца честным – Кроули просто опасался открывать рот, пока ангел не успокоится хотя бы немного).

Шутка давно уже перестала даже казаться смешной, и логичнее всего было бы ее просто прекратить. Но порозовевший от удовольствия Азирафаэль выглядел таким чертовски соблазнительным! И смотрел с таким восторгом. И этот запах… И восхищение… хотя, конечно, лучше бы он понял, кем именно восхищается! Или не лучше?

- А там есть еще? - ангел смотрел с доверчивой надеждой. – Ты поищешь?

И Кроули сдался. Опять.

- Так и быть, ангел. Поищу. На днях.

В конце концов не так уж и сложно покрутиться у шеста еще несколько минут, если ангелу это так нравится…


***

Изначально все задумывалось как шутка. Глупая такая, провокационная и изначально не слишком смешная, продиктованная скорее отчаяньем, чем действительно желанием посмеяться. Но все же именно шутка, не более чем. Кроули был уверен, что Азирафаэль его узнает сразу же, с первого взгляда, в тот самый первый раз даже маски не нацепил, он ведь вовсе не собирался прятаться! Чего ради для просто шутки? И лишь по чистой случайности его лицо ни разу толком так и не попало в кадр.

Кроули был уверен, что ангел будет шокирован, в большей или меньшей степени, но обязательно будет – ну он же все-таки ангел! Может быть, впадет в праведный гнев и изгонит с глаз «гнусное исчадие ада», а то и вовсе не захочет более его видеть (ПРИМЕЧАНИЕ* - До тех пор, пока не остынет и не соскучится, конечно, а это значит – как минимум дня на два. А то и целых три). Может быть, просто смутится или возмутится - но что-то изменится. И, может быть, ангел на взрыве эмоций скажет что-нибудь такое… лишнее. Не-дружественное. Чего никогда не позволил бы себе сказать в спокойном состоянии, но что могло бы дать Кроули… ну хоть что-то дать. Возможность. Повод. Иллюзию. Надежду… Что-нибудь! (ПРИМЕЧАНИЕ* и если уж признаваться честно, то вгде-то в почти неосознаваемой глубине тлела та самая, еще не данная, глупая и совершенно беспочвенная, но живучая, как тараканы).

Чего Кроули не ожидал, так это того, что Азирафаэлю что-то подобное может понравиться. И что при этом его самого не узнают в упор.

Ангел восхитился.

И пока Кроули в полной оторопи моргал (ПРИМЕЧАНИЕ* от растерянности и недоверия к собственному зрению он тогда моргнул двенадцать раз подряд – больше, чем за всю предыдущую неделю), ангел успел прокрутить короткий двухминутный ролик три раза, бурно выражая восторги столь прекрасным зрелищем, а потом, буквально вцепиться в Кроули с вопросами-требованиями: где тот это нашел и нету ли там еще?

У него уже тогда, при самом первом просмотре, изменился запах. Вернее, не то чтобы изменился – это был обычный аромат Азирафаэля, знакомый Кроули давно и до последнего оттенка. Просто сейчас он стал сильным и резким настолько, что Кроули старался дышать пореже, опасаясь поплыть. Но и совсем не дышать тоже не мог – не потому что нуждался вкислороде, все же демонская натура дает немало преимуществ и человеческой оболочке, и спокойцно задерживать дыхание на пару-другую вечностейф – далеко не самое из них удивительное. Просто этот запах хотелось трогать. Втягивать в себя, катать по небу и в горле, как глоток изысканного вина, ощущая и оценивая мельчайшие оттенки вкуса. Хотелось дышать им ревниво и жадно, до головокружения, до обморока, до полной потери себя, не оставляя никому другому ни единой молекулы.

И, конечно же, очень хотелось попробовать снова.

Кроули немного подумал и решил, что шутку можно слегка растянуть. Никому ведь не будет от этого вреда, верно?

Перед съемкой второго и третьего ролика он уже вполне сознательно нацепил алую полумаску. И точно так же сознательно убрал под алую шапочку почти такие же алые волосы.


***

- Зря он волосы прячет, - вздохнул Азирафаэль. – Они у него очень красивые. Почти как у тебя, ты заметил?

Кроули буркнул что-то в том смысле, что не обратил внимания. И малодушно пообещал «поискать еще» - не сегодня, ангел, на днях… Завтра? Ну… хорошо. Завтра.

В четвертом ролике (который он принес Азирафаэлю на следующий день, как и обещал) шапочки не было. Зато был длинный огненно-рыжий хвост, которым танцор выполнял трюки воистину немыслимые. Хвост словно бы жил собственной жизнью и танцевал сам по себе, рассыпался веером, взмывал, извивался, расплескивался по пилону и тут же захлестывал шест, словно живой и даже где-то разумный. Создавалось впечатление, что на особо сложных фигурах танцор держится только им, хотя, конечно же, это было и совершенно немыслимо для обычного человека.

Азирафаэль был в полном восторге и признал, что танцор настоящий фокусник в лучшем смысле этого слова.


***

- Он такой пластичный, ну прям как змея! И красивый такой… просто дьявольски! Может быть, он все же один из ваших, а, Кроули? Какой-то твой родственник по змеиной части? – Ангел засмеялся, показывая, что он это вовсе не всерьез, просто такая вот шутка, и осторожно толкнул Кроули в бок мягким кулаком (ПРИМЕЧАНИЕ* недавно Азирафаэль торжественно сообщил, что осознал всю важность дружеских тактильных контактов и намерен всячески соблюдать эту часть человеческих ритуалов. Ну, раз уж они с Кроули определенно друзья и живут теперь вместе).

Кроули лишь кисло улыбнулся в ответ. С некоторых пор он терпеть не мог слово «друзья». До дрожи.

(ПРИМЕЧАНИЕ *Временами Кроули начинал подозревать, что френдзону тоже когда-то придумал именно он. И, возможно, тогда это тоже показалось ему очень удачной шуткой – все зависело от количества алкоголя в крови и глубины депрессии, в которой он тогда наверняка пребывал, ибо ни в каком другом состоянии такой изуверской, долгоиграющей и поистине адской пытки даже он не сумел бы измыслить).


***

Посмотри на меня, ангел. Ну посмотри же! Это же я. Мое тело. Неужели ты не видишь? Это змеи ориентируются по большей части на запахи, но ты-то ангел! Да, ауры тоже не передаются вебкамерами, но у тебя же есть глаза!

Мы знакомы с тобою шесть тысяч лет, ты же видел меня в разных костюмах и даже вовсе без – в райском саду, например, одеждой не очень-то заморачивались, пока все яблоки висели на ветках. Ладно, с тех пор прошло слишком много времени, ты мог и забыть, но римские термы, ангел! Там мы тоже были отнюдь не в парадных мундирах эпохи регенства. Ну вспомни же! Каких-то две тысячи лет всего лишь, почти вчера…

Впрочем, зачем ходить так далеко – ты же видел мое тело совсем недавно. После неслучившегося Конца Света. Вернее, после точно так же не случившейся казни. После… ванны, в которой тебе так и не дали резиновой уточки.

После той ванны ты натянул брюки с рубашкой (той самой, с возмутительно клетчатым воротничком!) на голое тело, ангел! На голое, мать его, мое тело. А для этого ты это тело должен был раздеть. Сам. Ибо вряд ли тебе там кто помогал. И даже если ты сдирал мокрое белье и натягивал шмотки с зажмуренными глазами – что само по себе выглядело бы странновато, правда? – но даже и в таком случае ты не мог бы его совсем проигнорировать и не почувствовать, хотя бы изнутри.

(ПРИМЕЧАНИЕ* вообще-то снять мокрое белье было совершенно естественным поступком со стороны Азирафаэля в сложившейся ситуации, и когда у Кроули прошел первый шок и бешенство от того, что чертов ангел вынудил его сидеть на лавочке в публичном месте без трусов, и появилась возможность отнестись к ситуации с иронией, он и сам это понял. Ангел не мог высушить белье чудом – в аду сразу же заметили бы, что у чуда не та окраска. А полотенцем насухо мокрую тряпку тоже не вытереть, даже если то полотенце начудесила Михаил. Так что у Азирафаэля было по сути два варианта: надевать верхнюю одежду на мокрое белье – или обойтись без белья вообще. И он выбрал. В общем-то, еще не худший – ибо оказаться в мокрых трусах порою куда неприятнее, чем вовсе без оных)

Так почему же ты, черт возьми, не видишь? Я ведь почти что и не скрываюсь… да что там почти! Я совсем не скрываюсь. Вот этот щелчок пальцами – напоказ, прямо в камеру… неужели не узнаешь? А вот это двежение плечами и головой – ты ведь и сам его копировал, помнишь?

- Дорогой мой, не надо сопеть так осуждающе. Если тебе не нравится, я же не настаиваю! На кухне есть вино и фрукты, и я скоро к тебе присоединюсь, досмотрю вот только еще разочек…

От одной мысли о том, чтобы уйти (пусть даже на кухню), оставив Азирафаэля наедине с этим, в алых стрингах, Кроули начинало тошнить. И почему-то от того, что «этим в стрингах» был сам Кроули, да и был-то он на экране, легче не становилось. Ни на гран.

- Мне… нравится. Просто настроение паршивое. Забей, ангел, я тут посижу.

- Уверен?

- Абсолютно, ангел!

И это, пожалуй, единственное, в чем Кроули сегодня уверен.


***

Кроули так упорно гнал от себя мысль о том, что когда-нибудь Азирафаэль может захотеть не только узнать про своего кумира побольше, но и лично с ним познакомиться, что однажды она просто вырвалась на свободу. Как всегда, совершенно не к месту, не вовремя и некстати. Просто вот так, не в тему и поперек совершенно левого разговора.

- Хочешь с ним познакомиться?

- Да нет… - ангел сразу понял, о ком Кроули спрашивает, и совершенно не удивился, словно они только что не спорили о новой авангардной выставке. Покосился на выключенный компьютер. Вздохнул. – Боюсь разочароваться, знаешь ли. Он же простой человек…

И торопливо добавил, увидев сузившиеся глаза Кроули и неправильно истолковав его реакцию:

- Кроули, не надо на меня так смотреть! Я люблю людей, ты же знаешь. Просто… - он смущенно пожал плечами, посмотрел почти насмешливо и в то же время словно бы виновато. – Просто не в том смысле, мой дорогой. Не в этом смысле. И его я тоже люблю, как человека. Просто человека, умеющего создавать такую вот красоту… Но когда он на экране… Понимаешь, он тогда уже словно бы и не человек. Просто картинка. Движущаяся прекрасная картинка. Просто искусство. И… И я могу представлять его кем угодно, понимаешь? Даже… не совсем человеком.

Ангел почему-то запнулся и отвел глаза, алея скулами. Взгляд его скользнул по полу, по стене, уткнулся в экран. Залип.

Кроули сглотнул.

Это… это почти нестерпимо. Если ты хотел знак, то что может быть более ясным знаком? Вот он, другого не будет.

Только вот в горле застрял колючий комок и при попытке что-то сказать наружу вырывается лишь беспомощный и невнятный звук. Настолько жалкий, что приходится делать вид, будто всего лишь прочищал горло.

Ангел не обратил внимания, продолжая думать о чем-то своем, уставившись в черный экран. Его глаза сияют как-то странно, и улыбка скорее грустная, чем возбужденная, и экран по-прежнему остается черным. Может быть, из-за этого экрана, может быть из=за улыбки, но Кроули наконец решается.

- Ангел…

- Что?

Он вскидывает голову сразу же, словно ждал оклика, словно все это время только и ждал. Его светлые глаза сияют пронзительно невыносимой голубизной и бьют навылет, словно лазеры. От них невозможно ни спрятаться, ни утаить сокровенное, ни выжить потом, если вдруг…

- Ни… ничего, ангел. Просто хотел спросить – долго ты там еще? Мы же вроде бы на выставку собирались.

- А. конечно, дорогой мой, мы можем идти, я ведь уже давно все посмотрел. И смогу посмотреть еще – потом, когда вернусь.

- Да. Конечно, ангел, кто же тебе помешает, смотри сколько влезет.

Лазеры гаснут. Ослепительная улыбка.

- Прекрасно, мой дорогой.

Конечно, прекрасно. Как же может быть иначе?

Объяснил бы вот только кто-нибудь, почему у ангела такой расстроенный голос…

***

Все прекрасно.

На самом деле прекрасно, и требовать большего самонадеянно и глупо. Он дает тебе столько, сколько может, и не его вина, что тебе хочется больше. И проблема опять же не его. А твоя и только твоя.

Он и так делает все, что может, любой твой каприз, любое желание. А что упорно не желает понимать намеков… Ну так «Ты слишком быстр для меня» работает в обе стороны. Он не готов. Не может. И было бы просто подлостью его торопить или вынуждать, как ты уже пытался. Не надо.

Френдзона – это не так уж и плохо, если подумать и учесть. Что альтернативой может быть «потерять навсегда». Нет уж. Друзья так друзья, все как ты хочешь, мой дорогой. Все только так, как ты хочешь.

Или не хочешь…

Ничего. Может быть. Со временем. Подвижки есть, они радуют, просто не так быстро, а ты попытался ускорить… Не надо.

Наверное, ему действительно так проще, когда через экран. Когда не напрямую.

Наверное, ему так проще. Или же реальный живой Азирафаэль ему в этом плане не очень-то интересен, только вот так, и ему пока что ничего от не надо от ангела, кроме такого вот обожания. Да и то опосредованного. Через экран. Может быть… Когда-нибудь потом…

Что ж. Азирафаэль ждал не одну тысячу лет, подождет и еще.

@темы: текст, слеш, Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, Good Omens, Кроули

---

Маленькие радости совместных морских прогулок на большой скорости

20.10 — любой жанр


Автор: fani
Название: Маленькие радости совместных морских прогулок на большой скорости
Пейринг/персонажи: Азирафаэль, Кроули
Форма: арт
Категория: слеш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Описание: Проживание в коттедже на морском побережье предусматривает и удовольствие совместных заплывов, вот только "Ты опять слишком быстр для меня, Кроули!".
Предупреждения: арт выполнен в стиле гламурно-лубочный треш.

@темы: арт, юмор, Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, гламурно-лубочный треш, флафф, Good Omens, Кроули, романс

---

Благознаменательная электросушилка для святых слез (Good Omens, Доктор Кто)

20.10 — любой жанр


Автор: fani
Название: Благознаменательная электросушилка для святых слез
кроссовер с: «Доктор Кто» (10)
Пейринг/персонажи: Азирафаэль, Кроули, Доктор, плачущие ангелы
Форма: арт
Категория: джен
Жанр: драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Описание: частично альтернативная иллюстрация к кроссоверу "Похищение" reducirovalsa.diary.ru/p218437672.htm
Предупреждения: арт выполнен в стиле гламурно-лубочный треш. Доктор не того номера))

@темы: арт, юмор, Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, Good Omens, Кроули

---

Мэри Беспопинс, или Кошмары садовника вязов

В рамках фест-недельки по Благим Знамениям
18.10 — кроссовер/ретеллинг

на фикбуке ficbook.net/readfic/8716085

Автор: fani
Название: Мэри Беспопинс, или Кошмары садовника вязов. Часть 2
кроссовер с: «Шерлок» ВВС
Пейринг/персонажи: Азирафаэль (Франциск), Кроули (Аштарот), Шерлок Холмс, Джон Ватсон
Форма: мини, 1533 слова
Категория: джен
Жанр: драма, детектив, юмор
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: элементы гета, элементы слеша
Описание: Частично по заявке написать что-нибудь про няню и садовника Няня Аштарот и садовник-ангел - очень интересно как развивались их отношения за закрытыми дверями, в перерывах между воспитанием антихриста, желательно с романтичным хеппи-эндом и высоким рейтингом), частично по заявке про Бейкер-стрит 21 Б, частично по укуру на холиварке



— Ой, ну ладно, — не стал дальше отнекиваться Ватсон. — Изначально я опирался на твои слова, что самые подозрительные там няня и садовник и убил наверняка кто-то из них. Или даже они оба в сговоре. Но… Понимаешь, тут какое дело, Шерлок… Больше-то у меня не было никакой информации, и мне пришлось додумывать и… фантазировать. А уж если начинаешь применять фантазию, то можно же не ограничиваться реализмом, правда? И вот я начал задавать вопросы. Поначалу самому себе, конечно.

Что, если няня действительно не просто некрасивая старая дева, тощая злобная мегера, похожая на змею и лишенная всяческих женских округлостей, любящая черное кожаное белье и хлысты? Что, если она настоящая фем-фаталь? Истинное исчадье ада, демон-суккуб, высохшая от нечеловеческих страстей и съедавшей ее злобы? И она влюблена. Только представь себе: влюбленная женщина... нет, не женщина: демоница! Обладающая инфернальными способностями, страшная во всех смыслах этого слова и готовая на все! Женщина, от которой семья юного садовника пыталась его уберечь совершенно обоснованно. Если это на самом деле так, то все просто, понимаешь?

Горничные и лакеи (да и не только они, если уж на то пошло) могут сколько угодно пытаться подкатить к ее любовнику, но им ничего не обломится. А если и обломится — им же хуже. Все драки среди прислуги — до первой и последней встречи с милой няней. При этом у няни всегда алиби! И вот тут можно очень красиво сыграть, если вдруг подозрение полиции падет на садовника.

— На этого садовника ничего не может упасть без его ведома, — буркнул Холмс. Но буркнул так тихо, что Ватсон его не расслышал.

— И вот они его заподозрили, вызвали для предварительного допроса и уже собираются сменить задержание на полноценный арест: ведь у садовника нет алиби! — воодушевленно продолжал Ватсон. — Очень подозрительный молодой человек, постоянно путается в показаниях и не может сообщить, где и с кем проводил ночи. А он, конечно же, не может потому, что не хочет дискредитировать любимую женщину! И вот его допрашивают и уже собираются засадить и осудить. Драма! Думаю, когда буду писать, тут мне следует оборвать главу.

Понятное дело, что никто столь милого садовника не засудит: няня этого, конечно же, не позволит! Такого и обычная женщина не позволила бы, пришла бы в полицию и обеспечила любимому алиби, если бы не нашла других способов. Но ведь мы помним, что наша няня не простая любящая женщина,в ее распоряжении огромные силы! И она не замедлит их применить!

Только представь, Шерлок! В участке начинает твориться полная чертовщина! Одни важные документы пропадают, на других оказывается написано вовсе не то, что было написано раньше — и это в запертом сейфе! Полицейские во время допроса садовника вдруг вспомнят, что всегда хотели помогать белым медведям в Арктике или выращивать кактусы в Сахаре, и только их и видели! Агент ФБР, присутствовавший на допросе, бежит в церковь, теряя тапки… ну то есть фирменные фэбээровские ботинки, плачет и кается во всех смертных грехах, начиная с семилетнего возраста = это займет его на ближайшую неделю точно, ибо по агентурной привычке он будет каяться в письменном виде. А про садовника все просто забывают, он спокойно уходит из участка, никто не помнит, что по его поводу вообще были какие-либо подозрения!

Садовник возвращается в поместье, где тоже не помнят о том, что недавно его подозревали в произошедших убийствах, и даже об убийствах не помнят. Он пытается найти свою любимую — и обнаруживает, что ребенок отослан в пансионат для мальчиков, а няни нигде нет. Более того — о ней тоже никто не помнит! А когда он начинает расспрашивать слишком активно — крутят пальцем у виска и стараются держаться подальше.

Он не может найти ни одной ее вещи, ее словно и не было. Ее комната выглядит так, словно в ней никто никогда не жил. Садовник горюет, но остается в поместье, одинокий и надеющийся, что, может быть. Его любимая когда-нибудь вернется. Ему никто не интересен, кроме его растений, но и он сам более не интересен никому: его почти магическое обаяние словно закончилось с исчезновением няни…

— Хм… — прочистил горло Холмс минут через пять. Прерывая задумчивое молчание. — Что-то мне подсказывает, что мы приближаемся к трагическому финалу?

— Что? — встрепенулся задумавшийся о чем-то своем Джон. — А, да. лет через тридцать он узнает, что ее линчевали в то утро, когда он вернулся из участка. Часа за три до его возвращения. Нашли в саду, потерявшую сознание и совершенно лишенную сил после проведения каких-то дьявольских ритуалов. Там было много амулетов, черных свечей и другого ведьминского арсенала, рядом с ней, все сразу все поняли. Хотя и не совсем правильно. Она всю ночь колдовала, воздействовать на полицейских довольно сложно, но и… Сочли , что доказательств достаточно, но полиция все равно не поверит, решили обойтись по старинке. Забили осиновыми кольями и сожгли в топке под домом.

— По-моему… как-то излишне мелодраматично, не находишь?

— Почему бы и нет? — Джон пожал плечами. — Вся мировая литература на этом построена.

— Нет, ну тридцать лет дожидаться разгадки! Перебор. Года три, а лучше два! И чтобы она потом ожила.

— Шерлок! Это был бы уже дешевый сериал, а мы же сейчас говорим об английской почти классической литературе. Пусть и сетевой! Ну так что: я прав в своих фантазиях? Убийца няня?

— Подожди. Ты вроде бы говорил, что у тебя развилка, две линии. И какая же вторая?

— А… ну… Это если убийца таки садовник. Понимаю, это почти нарушение правил классического английского детектива, почти «убийца дворецкий», что моветон и не может быть потому что не может быть никогда, но… Но тут можно столько всего интересного навертеть! Потому что он мог убить, защищая няню.

И тут может вырисовываться очень романтическая история, и даже, возможно, с хэппи эндом! Чтобы садовник выступил для своей возлюбленной этаким ангелом-хранителем. Но для этого придется убрать два убийства, оставить только одно. Например, горничную. Он мог ее задушить за то, что она приревновала к няне своего мужа и пыталась няню отравить, но вместо этого случайно отравила сначала лакея, а потом и кухарку.

— Стоп, Джон! Кухарка умерла через пять дней после горничной! Как та могла ее отравить?

— Она могла отравить что-нибудь на кухне, например, бренди, которое обычно носили няне перед сном. Кухарка его попробовала через пять дней после убийства горничной, чтобы успокоить нервы — и погибла. Или как раз кухарка и была настоящей жертвой садовника, потому что это именно она приревновала своего мужа и пыталась убить, а горничная повесилась сама. Потому что была лесбиянкой и трагически влюбилась в няню, а та не ответила ей взаимностью, потому что любила садовника. Просто так любила, кстати, можно даже сделать, что она и не знала вовсе, что и он ее тоже любит, что на все ради нее готов. Чтобы и она тоже страдала от любви, кажущейся неразделенной. Как по-твоему?

— По-моему, бред.

— Значит, самое то, читательницы обрыдаются.

— Но садовник в качестве ангела-хранителя! Это же полный…

— … успех у аудитории!

— Джон, послушай! Тебе не кажется, что…

— Нет, Шерлок, это ты послушай! Сам же просил, так что теперь слушай. И вот значит наш ангел, то есть садовник, защищает свою прекрасную няню. То есть, конечно, далеко не прекрасную, но для него она прекрасная. За такое его даже если присяжные и осудят, то вряд ли надолго, а если попадется хороший адвокат, то и вовсе оправдают. И они с няней сбегут в закат. Но это если убийца садовник.

И вот тут возникает та самая проблема выбора — какую линию предпочесть? Трагическую или со счастливым финалом? Хороший финал привлекает больше аудитории, но трагедии запоминаются надольше, взять хотя бы того же Шекспира… Ну и вообще просто хочется знать, какая из них истинная, пусть даже и безо всяких моих фантазий. Так какая же, Шерлок?

Ватсон замолчал и уставился на Холмса с выжидательной улыбкой, помаргивая рыжими ресницами.

Холмс соединил кончики пальцев перед лицом, уткнувшись в подбородок большими, а остальными слегка прикрывая улыбку.

— Боюсь тебя разочаровать, Джон. Но из этих двух — никакая.

— Но ты же был почти уверен!

— Почти, Джон! Почти — далеко не то же самое, что абсолютно. –Дважды ему случилось ошибиться и с абсолютной уверенностью, но Джону лучше об этом не напоминать. — Там все действительно оказалось очень сложно. — И ты меня сегодня напугал тем, насколько оказался близок к истине, но об этом тебе тоже лучше не знать. — Они выглядели подозрительно, потому что действительно были кое в чем замешаны. Только это кое-что не имело ни малейшего отношения к тем смертям.

— А кто же убийца?

— Будешь смеяться — дворецкий.

— Что?! Шерлок, ты шутишь?! Ты же говорил, что он старый чопорный хрыч и зануда!

— Я и сейчас готов это подтвердить.

— Но… причины, Шерлок?

— И опять ты будешь смеяться, но они действительно связаны с садовником. И няней.

— Подожди… Он что, влюбился в няню, приревновал ее к садовнику и убивал только для того, чтобы его подставить?! Это же полный бред!

— Бред. Он влюбился в садовника и убивал тех, кто проявлял к нему интерес. Няню тоже пытался убить. Потому что к ней ревновал больше всего. Но не сумел. И тогда попытался ее подставить, чтобы убрать соперницу с дороги. Ну а заодно настроил против нее всех остальных слуг. Сама же няня в этом конкретном случае оказалась невинной, словно бутылочка для детской смеси. Что возвращает нас к тому вопросу, на который ты отказался ответить две недели назад.

— Я ответил!

— Я имею в виду — отказался ответить положительно. Ибо другие ответы я больше принимать не склонен.

— Но Шерлок!

— Но Джон. Нашей креветке нужна няня. И срочно! Мне надоело работать одному, а тебя уносит не в те края.

Или как раз в те. И это пугает до дрожи.

— Сколько раз требе говорил — не называй ее креветкой! У нее есть имя! Она человек, а не креветка!

— Она пока что личинка, человеческая личинка. Всего лишь зародыш личности, и имени еще не заслужила.

— Шерлок!

— Няня, Джон! И срочно.

@темы: юмор, джен, Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, ангст, флафф, Good Omens, Кроули

---

Мэри Беспоппинс, или Кошмары садовника вязов

В рамках фест-недельки по Благим Знамениям
17.10 — детектив/приключения

на фикбуке ficbook.net/readfic/8716085

Автор: fani
Название: Мэри Беспоппинс, или Кошмары садовника вязов
Пейринг/персонажи: Азирафаэль (Франциск), Кроули (Аштарот), Шерлок Холмс, Джон Ватсон
Форма: мини, 1338 слов
Категория: джен
Жанр: драма, детектив, юмор
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: элементы гета, элементы слеша
Описание: Частично по заявке написать что-нибудь про няню и садовника, частично по укуру на холиварке






— Ты опять строчишь в своем блоге, Джон?

— В твоем блоге, Шерлок! Читатели жаждут продолжения историй.

— Читатели вечно чего-нибудь жаждут. Скука.

— Не делай вид, что тебе не интересно.

— Совершенно не интересно. А сколько уже подписчиков?

— Перевалило за шестой миллион. Эй! Тебе ведь неинтересно!

— Абсолютно. Жалкие пять миллионов из семи миллиардов. Не будь мне на самом деле все равно, я бы мог впасть в депрессию и почувствовать себя полным ничтожеством.

(жале следует непродолжительная пауза, во время которой Холмс совершает круговые пробежки по гостиной вокруг располдожившегося на диване Ватсона, а тот продолжает увлеченно щелкать по клавиатуре ноутбука. Наконец Холмс не выдерживает)

— Меня вообще удивляет, что люди читают подобную чушь. Но чего еще ждать от людей! Ты пишешь про похищенного скейтбордиста? Или про таинственный квадроцикл? Не подумай, что мне интересно, но не о погоде же нам с тобой говорить. Тем более что она отвратительна.

Джон откладывает ноут, смотрит на Холмса с интересом.

— Нет. Те истории давно закончены, я их уже описал. А сегодня я решил немножко отойти от правды и только правды и написать скорее мистическую мелодраму, хотя и с детективной линией. Конечно, я предупредил читателей, что это целиком и полностью моя собственная фантазия, хотя и основанная на реальных событиях. Я имел в виду Даулингов и ту историю про таинственную няню и кошмарного садовника. Помнишь?

Холмс остановился так резко, словно налетел на стену.

— А. Ну да.

— Ты сказал, что разобрался с тем делом, но не упоминал никаких подробностей, вот я и решил пока оформить начало. Выложить, так сказать, завязку по вязы… Как думаешь – это хороший каламбур? Стоит его использовать?

— Что? А. Нет, не думаю.

Холмсу как-то вдруг резко расхотелось бегать по комнате. Он с ногами влез в свое кресло и нахохлился, уткнувшись подбородком в колени. На Ватсона он не смотрел.

Ватсон вздохнул, с сожалением пощелкал делетом.

— Вот и мне кажется, что не очень. Ну и ладно, бог с ним, с каламбуром. А история действительно получается отличнейшая!

Снова воодушевившийся Ватсон не заметил ни односложных ответов Холмса, ни того, что его компаньон как-то весь потускнел и, похоже, теперь и на самом деле потерял интерес к обсуждаемой теме.

— Захватывающий детектив из жизни высшего общества и прислуги! Широчайший охват целевой аудитории! Таинственная череда загадочных смертей среди обслуживающего персонала в доме американского посла! Старший лакей обнаружен мертвым в собственной постели, его лицо искажено ужасной гримасой! Горничная задушена свежевыстиранной простыней! Повариха отравлена! Две посудомойки госпитализированы после драки, приведшей к тяжким телесным повреждениям. По словам шофера, оказавшегося невольным свидетелем, «в девушек словно бес вселился!» Полиция теряется в догадках, уцелевшая прислуга уверена, что во всем виновата няня наследника, соседи шепчутся о суде Линча и запасаются спичками. То, что у няни на каждый трагический случай имеется алиби, может убедить лишь полицию, но никак не простых обывателей, уверенных на основании просмотра многочисленных сериалов, что алиби бывает лишь у настоящих преступников. Так кто же эта несчастная женщина с простым английским именем Мэри? Коварная интриганка и убийца – или несчастная беспомощная жертва жестоких клеветников, всегда готовых осудить того, кто хоть чем-то от них отличается?! Оставайтесь с нами – и ваш покорный слуга обязательно расскажет вам, как величайший сыщик современности мистер Шерлок Холмс разрешил эту загадку, оказавшуюся не по зубам простым полицейским детективам.

Величайший сыщик современности мистер Шерлок Холмс как-то странно поморщился и ничего разрешать не поспешил, хотя обычно весьма благосклонно относился к любым восхвалениям собственных достоинств. Но воодушевления Джэона хватило бы на десяток, не то что на двоих:

— Я решил начать с приезда Мэри Беспопинс в поместье. Ты говорил, что почти одновременно с ней был нанят прекрасный юный садовник, как там его, Франц, кажется… Это же классика, несчастная не очень красивая женщина с костлявой фигурой, да еще и в возрасте. И прекрасный юный садовник! Ни один литератор не может упустить такую возможность! Я позволил себе смелость слегка исказить события, чтобы сделать их более литературно интересными, для большего привлечения читателей. Раз читатели предупреждены, то это не будет обманом, правда? Так вот! О моих предположениях.

Что если строгая чопорная няня не первой молодости и прекрасный юный садовник были знакомы и до работы в поместье? И не просто знакомы! Что, если между этими двумя существовала длительная связь, пылкая страсть, которую они никак не могли реализовать до конца по причине разности возраста и положения в обществе?

— Джон… — начал Холмс осторожно, но Ватсон отмахнулся, не давая вставить и слова: он был слишком возбужден, его несла волна вдохновения.

— Знаю, знаю, что это звучит несколько мелодраматично, но читатели такое любят, Шерлок, поверь! Вспомни хотя бы Шекспира! Вечная тема. Ромэо и Джульетта, барышня и хулиган, противоположности сходятся! А жестокие семьи всегда против! И вот несчастные влюбленные Мэри и Франц решили наняться в один дом, чтобы хотя бы так быть вместе, ближе друг к другу, и, может быть… Аудитория у нашего блога семейная, и поэтому все «может быть» я оставляю на усмотрение читателей. Да и вообще уже неплохо бы перейти к детективу. Что там было первым? Подравшиеся из-за прекрасного садовника посудомойки? Или нет, сначала были лакей и мажордом, но там хотя бы до больницы не дошло.

— Джон. Послушай…

— А! Первыми были горничные, точно! Но там была совсем мелочь. Одна другой изрезала все платья, а та в отместку залила ее обувь клеем. Потому что они никак не могли договориться, кто из них будет перестилать садовнику постель и подавать в эту постель утренний кофе. Прекрасный садовник очаровал всех! Потом если смотреть по хронологии были еще несколько драк между лакеями и шофером, полиция так и не выяснила их причину, но я ведь не полиция, правда? И я подумал… Что, если прекрасный садовник очаровал действительно всех? Ну, ты меня понимаешь? Такой вот прекрасный садовник, в чьем присутствии распускается все подряд!

И вот среди прислуги Даулингов начинается сущий ад, о котором хозяева даже не подозревают. Этакий локальный апокалипсис на территории одного поместья. Вся прислуга сходит с ума по садовнику! Останется ли он верен своей старой любви? Или падет, поддавшись искушению? Бедная Мэри страдает молча и с достоинством, как и подобает истинной англичанке. Только рассказывает своему воспитаннику страшные сказки про адские пытки, котлы и чертей с вилами, которые ожидают после смерти похотливых прелюбодеев.

А потом умирает лакей, и поначалу никто даже и не думает, что это убийство. Сомнения возникли уже потом, когда задушили горничную. Эту часть я собираюсь дать от лица полицейских, уже набросал черновик, так что тут герои теряются в догадках точно так же, как и читатели. А вот дальше… Мне бы хотелось все же узнать, кто там оказался убийцей и почему, и что там за сложности, в которые я не поверю? Ты же так тогда и не рассказал, заявил только, что убийца схвачен, а остальное все сложно, а потом навалился тот скандал с исчезнувшей ракетной шахтой и было не до того. Но теперь-то уже можно, да? Понимаешь, я пока писал общую историю, которую можно повернуть и так, и этак, а сейчас как раз оказался на развилке – дальше сюжет может пойти по двум линиям в зависимости от того, виновна няня или нет. Ну так в чем же там было дело?

Холмс кашлянул, словно бы прочищая горло (или оттягивая время),бросил на Ватсона быстрый странный взгляд.

— Джон… — начал он осторожно. – Понимаешь, все, что ты мне сейчас рассказал…

— Да знаю я! – досадливо отмахнулся Ватсон. – Это все исключительно плод моей литературной фантазии и ничего более. Просто даже фантазиям лучше опираться хотя бы на маленькую, но правду. Так кто же там был убийцей? И почему? И что с лакеем – его тоже убили каким-то загадочным образом? Не то чтобы я обещал, что буду точно следовать правде жизни, но хотелось бы все-таки ее знать. А потом уже решать, следловать или нет, а если и следовать – то насколько.

Вотсон уставился на своего компаньона в радостном ожидании, не замечая, что тот выглядит несколько… ну, если бы это был не Холмс, можно было бы сказать, что смущенным.

— Видишь ли… — осторожно протянул Холмс. – Там действительно все оказалось несколько… сложнее, чем можно было изначально предположить. И были задействованы силы такого порядка, что… Понимешь, это даже не уровень высшей секретности, это скорее уровень «сжечь перед прочтением». А кстати! – поспешил он схватиться за показавшуюся ему более удачной тему. — Что это за две линии, про которые ты говорил?

— Да так… Чистые фантазии! – замялся Ватсон, но не надо было быть великим детективом, чтобы понять, как ему хочется этими фантазиями поделиться.

Холмс хмыкнул и решительно приказал:

— Рассказывай!

*продолжение следует

@темы: текст, юмор, джен, Благие знамения, Азирафаэль, Good Omens, Кроули

---

Производственное совещание на высшем уровне (Good Omens,, Благие знамения)

В рамках фест-недельки по Благим Знамениям
16.10 — юмор/стёб/крэк

на фикбуке ficbook.net/readfic/8713311

Автор: fani
Название: Производственное совещание на высшем уровне
Пейринг/персонажи: Гавриил, Михаил, Сандальфон, Гордон Гордон (из совсем другого канона), упоминаются Азирафаэль, Кроули
Форма: драббл, 996 слов
Категория: джен
Жанр: юмор, флафф
Рейтинг: PG-13
Описание: написано по заявке Заявка: из объяснительной: "...развоплотился и стал вести себя как колесо с глазами, отказавшись надевать боевой килт. После чего начал тыкать глобус и сбежал на Землю..." )
как могло бы измениться поведение Азирафаэля после развоплощения. юмор/крэк



Верхний этаж Райско-Адского небоскреба. Зал с интерактивным глобусом, белый пол, белые колонны, прозрачные стены. У глобуса о чем-то переговариваются несколько ангелов в телах обоего пола, большинство из них тоже в белом, идеально вписываются в интерьер. Рядом с Сандальфоном возвышается крупный мужской вариант в длинном черном пальто. По росту он не ниже Гавриила, но шире в плечах.

Проехавший уже было мимо на гироскутере Гавриил цепляется за него взглядом, закладывает крутой вираж и притормаживает рядом с компанией. Но с гироскутера не сходит (возможно, из опасения, что тогда по крайней мере на одного из присутствующих ему никак не удастся смотреть сверху вниз)

Гавриил (хмуро разглядывая Сандальфона и словно бы совсем не обращая внимания на его спутника):

- Это что такое?

Сандальфон (невозмутимо):

- Специалист.

Гавриил (потихоньку теряя терпение):

- Какой еще специалист?!

Сандальфон (демонстрируя в широкой улыбке золотые инкрустации на всех тридцати шести зубах):

- Которого вы просили!

Гавриил (ошарашено):

- Я?

Сандальфон (количество зубов у которого вроде бы как бы даже и увеличилось):

- Вы.

Михаил (элегантно и ненавязчиво вклиниваясь):

- После повторного… эм-м-м… инцидента с саморазвоплощением сами помните кого. Вы тогда позволили себе высказаться в том смысле, что, раз уж наш этаж становится филиалом психушки, то нам необходим и специалист этого профиля. Вот это он и есть.

Гавриил (возмущенно):

- Но он человек! К тому же живой!

Михаилд (с убедительной вкрадчивостью):

- А что было делать, шеф? Вы сами распорядились, чтобы срочно, а подстраивать несчастный случай тем, у кого еще не вышел срок, - дело хлопотное и долгое, сами же знаете, сколько бумаг предварительно заполнять потребуется, да и потом отчеты.

Гавриил (все еще не сдаваясь, но уже слегка теряясь под ее скпокойным и совершенно ненавязчивым напором):

- Но он человек!

Михаил (терпеливо, словно мамочка несмышленому ребенку):

- Конечно человек. На Небесах нет ни одного психотерапевта или даже психоаналитика.

Сандальфон (гыгыкая во всю золотую пасть, которая вроде бы стала еще шире):

- Ага! Одни психи!

Гавриил смотрит на приглашенного специалиста. Тот улыбается ему с доброжелательным отстраненным любопытством, сцепив на животе крупные пальцы. В нем все крупное – тело, руки, голова с крупными чертами лица, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками. Ангелов он рассматривает без пиетета, благоговения и даже удивления, скорее с насмешливым интересом.

Гавриилу он не нравится. К тому же он кажется ему похожим на одного из любимых поэтов Азирафаэля, о котором Гавриилу вспоминать не нравится тоже, ноднако приходится. Но Михаил права: на Небесах действительно вряд ли удастся отыскать подходящего специалиста в этой области..

Гавриил (уже почти сдаваясь):

- Но что он знает об ангелах и херувимах?

Михаил (чья улыбочка приобретает легкий оттенок самодовольства):

- Он на них специализируется, шеф.

- И он действительно хорош?

Михаил (философски пожимая плечами):

- У него кабинет в Сохо. А вы сами знаете, сколько стоит там аренда.

Психотерапевт (понимая, что пора брать инициативу в свои руки):

- Позвольте представиться: Гордон Гордон. Психотерапевт широкого профиля. И да, я действительно специализируюсь на коррекции психотравм существ в том числе и, так сказать, эфирных и даже в какой-то мере оккультных.

Гавриил (в сторону, тихо, окончательно деморализованный):

- В Сохо есть кабинет психотерапевта, специализирующегося по эфирным и оккультным сущностям?

Сандальфон (тоже тихо, но веско):

- В Сохо есть все.

Психотерапевт (возвращая к себе внимание):

- Насколько я понял, у вас возникли определенные проблемы с одним из сотрудников. Который покинул рабочее место и в конфликтной ситуации, так сказать, потерял… форму?

- Гавриил (поморщившись):

- Скорее, приобрел. Истинную.

Сандальфон (гыгыкнув):

- Ага. Совсем с катушек съехал! Нахамил, отказался надевать боевой килт. Развоплотился в колесо с глазами. Стал тыкать в глобус и свалил на землю.

Гордон Гордон (кивая с таким видом, словно ничего иного и не ожидал):

- Что ж, логично. Полагаю, там были и другие… персонофиканты? Херувимам, насколько я знаю, свойственны…

- Лев, орел, бык. Все исполненные очей, - перебил Гавриил, поморщившись. – Шесть огненных крыльев. Ну и… колеса. С глазами.

- Понятно, - кивнул Гордон Гордон с видом по-прежнему невозмутимым. – Полагаю, что в данном конгломерате именно колесо выступает доминантной субличностью. Косвенным подтверждением этому служит и то обстоятельство, что каждый раз, заговаривая о прискорбном инциденте, все первым делом упоминают именно колесо, о прочих тварях вроде как забывая. Херувимы – создания древние, и в развоплощенном состоянии подчиняются скорее инстинктам, чем разуму. Следование за лидером в опасной ситуации – один из ключевых стайно-стадных инстинктов. Полагаю, на Землю ваш сотрудник ушел всеми своими частями?

Гавриил (сквозь зубы):

- Да.

Гордон Гордон (удовлетворенно кивая):

- Что ж. Тоже вполне естественные базовые инстинкты колеса: Земля большая, хайвеев много, есть где вволю покататься.

Михаил (деловито):

- Полагаете, что нам придется прочесывать основные магистрали?

Гордон Гордон (удивленно):

- Зачем? Накатается – само прикатит.

Михаил (скептически):

- Сюда?

Гордон Гордон:

- Нет, конечно. Зачем ему сюда? В гараж.

Михаил:

- Гараж?

Гордон Гордон (лучезарно улыбаясь):

- Ну да. Будь в той компании доминантной личностью кто из прочих тварей – я бы посоветовал использовать что-нибудь более подходящее им: кормушку, стойло или «призывный самки крик». Но раз доминантит колесо – остается только гараж. У вас есть на Земле гараж, о котором было известно вашему развоплотившемуся сотруднику? Потому что он с куда большей вероятностью использует в качестве базы знакомый гараж, чем…

Михаил (бросив на Гавриила быстрый взгляд):

- Наши сотрудники пользуются лишь гироскутерами или крыльями, для которых гаражи не нужны. Но вот у агентов конкурирующей организации… Особенно тех, кто долго живет на Земле… Думаю, у демона Кроули…

Гавриил (срываясь):

- Не произносите при мне этого имени! – (тут же беря себя в руки, почти спокойно): - Свяжитесь с ним. Предупредите и… Выполняйте! И, ради Всевышней, я не хочу больше об этом слышать! Идите!

Ангелы уходят. Гордона Гордона Гавриил придерживает за рукав, не давая уйти вместе с остальными. Дожидается, пока ангелы отойдут достаточно далеко, спрыгивает с гироскутера, по-прежнему придерживая Гордона Гордона за рукав.

Гавриил (немного смущенно, прочищая горло):

- У меня к вам будет несколько вопросов конфиденциального характера. Я. понимаете ли, тут главный. Ну, почти. Мне приходится сталкиваться с разными созданиями, не только с эфирными, как вы понимаете. По работе, конечно же! Ну вы меня понимаете?

Гордон Гордон (благожелательно):

- Разумеется. Я к вашим услугам.

Гавриил (помявшись):

- Вы говорили, что специализируетесь не только по эфирным, но и по оккультным тоже?

- Конечно. Видите ли, это как две стороны одной медали, и одно невозможно без другого. Но это слишком большая сфера, и я бы предпочел отвечать на более конкретные вопросы.

Гавриил (после короткой паузы):

- Хорошо… Конкретнее… Ну например… чисто гипотетически… Что вы можете посоветовать мне относительно психологии мух?

@темы: юмор, джен, Благие знамения, оменсы, Бляхамуха, флафф, Good Omens

---

Непрощаемый (Good Omens, Благие знамения)

В рамках фест-недельки по Благим Знамениям
15.10 — драма/ангст/хоррор

на фикбуке ficbook.net/readfic/8709629

Автор: fani
Название: Непрощаемый
Пейринг/персонажи: Азирафаэль, Кроули
Форма: мини, 1680 слов
Категория: джено-слеш
Жанр: драма, ангст, UST
Рейтинг: PG-13
Описание: Ангелу есть о чем подумать, сидя в задней комнатке своего магазина.


Бог задавала не те вопросы.

Возможно, Она поэтому так жестоко за них наказывала, что и сама не умела не только на них отвечать, но и правильно спрашивать тоже.

«Азирафаэль, ангел восточных врат, где твой меч?» — разве это был настоящий вопрос? Нет, конечно. Бог должна была спросить другое, совсем другое. Например: «Какого цвета твои крылья, о Азирафаэль, считающий себя ангелом?» И ты точно так же не знал бы, что на это ответить.

Хотя тогда все еще было почти незаметненько, так, по мелочи. Самое начало падения. Он стоял рядом с тобой, черный как ночь, со своими невозможными змеиными глазами. И переживал за людей. За то, что с ними поступили как-то несправедливо, первое нарушение — и чтобы так сразу.

Ты тогда тоже переживал, там, на эдемской стене. Только вот ты переживал за себя.

Да, ты отдал изгоняемым свой огненный меч, но это не было переживанием, ты просто думал, что так будет правильно, вот и все. А потом испугался. Что поступил неправильно, что твой поступок недостаточно хорош, что, может быть, ты встал на скользкий путь, на ту самую дорожку, что ведет к неминуемому падению. Не понимая еще и не веря на самом деле, что да, таки встал. Не поступком своим, но мыслями — вот этими самыми о собственной праведности, мелкими, жалкими, эгоистичными.

Вы стояли бок о бок на эдемской стене, черный и белый, падший и истинный. Он думал о людях. А ты о себе. Так и кто же из вас на той стене был более низко падшим?

А самое подлое… Если уж вспоминать, то все до конца, давай, ангел! Что ты ответил ему потом, когда он с кривой неуверенной улыбкой сказал, что, возможно, только что сделал доброе дело? И что это не очень хорошо для демонов. Но по крайней мере было забавно. И взглянул на тебя так доверчиво, как только он и умел.

Ангельская память совершенна и не тускнеет со временем, ты ведь отлично помнишь, как у него дрогнул голос и в желтых глазах засветилась надежда. Что ты ответил ему тогда, ангел восточных врат?

«Нет!»

Тебя ужаснула сама мысль о чем-то подобном, правда? Ведь это бы значило, что между вами не такая уж и большая разница. И что Бог, возможно, не умеет задавать правильные вопросы, зато умеет ошибаться. Проще крикнуть свое коронное «нет!» — и увидеть, как тает надежда в глазах с вертикальным змеиным зрачком.

Он никогда не говорил тебе «Нет», за все это время ни разу. Это была твоя и только твоя прерогатива — отвергать. И ты ею пользовался. Потому что отлично знал — даже отвергнутый в тысячный раз, он все равно вернется. Ты был уверен в этом на все сто, и именно эта уверенность давала тебе силы и право повторять свое дурацкое «нет» по разным поводам, снова и снова. Словно давая понять, что и на тот, самый главный, так и не заданный, ответ будет тем же. Но самое ужасное даже не это.

Он тебе не врал. Ни разу за все шесть тысяч лет. Он мог промолчать, усмехнуться, пожать плечами. Мог заговорить про уток или нести какую-нибудь другую подобную чушь, он всегда так делал, когда смущался и не мог удержать свой змеиный язык за зубами. Но не врал. Можешь ли ты сказать такое же про себя, ангел восточных врат?

Нет, конечно. Не можешь ты этого.

Ты врал ему, начиная с эдемской стены, врал своим возмущенным «нет!», хотя никакого возмущения не испытывал вовсе, а только ужас и стыд. Тогда тебе хотя бы удалось соврать убедительно.

«Конечно, я сказал бы тебе, мы же друзья!» — это прозвучало так фальшиво, что не поверил бы и ребенок. Ты бы и сам себе не поверил, хоть ты и ангел, а ангелы доверчивы по природе.

Он поверил.

И улыбка у него стала такой же, как когда-то давно на стене райского сада — кривой, неуверенной и счастливой. Он таял, когда ты называл его другом, ты ведь так редко это делал, словно специально приберегал на особый случай самое действенное оружие. Чтобы ударить наверняка. Он не мог не поверить. И ты это знал.

Чертов манипулятор.

Одним крохотным словом оказалось возможно прикрыть огромную ложь. И он был счастлив, долгие несколько минут. Истерил, кричал, уговаривал бежать вместе, метался вокруг, но ты же чувствовал, не мог не чувствовать, ты же все-таки ангел, а он буквально светился, осчастливленный твоим враньем. А ты…

Ты продолжал ему врать. А потом ударил по самому больному, знал ведь, куда бить, отбирая свой же недавний подарок. «Мы не друзья! Мы ангел и демон» — таким тоном, словно это все объясняло на веки вечные.

И ты снова видел, как тает надежда и радость — там, за темными стеклами. За шесть тысяч лет не так уж и сложно научиться видеть не только глазами.

Ты ударил его тогда, и ждал удара в ответ, а он… не ответил. Просто ушел. На прощание даже приятного дня пожелал. Приятного судного дня…

Тебе и самому было больно? Ну да, тебе было больно, кто спорит. Больно рвать по живому и выбирать между любовью и долгом. Только разве это повод — вот так? Какая же мелочная, выходит, у тебя любовь, бывший ангел восточных врат, если она поступает вот так и требует причинения боли тому, кто виноват лишь в том, что настолько тебя привлекает. Тому, кто готов бросаться тебе на выручку и просить прощения за ему же и нанесенные обиды. Ни на секунду не веря, что будет прощен, но все равно, все равно, каждый раз, словно в первый… И кто же из вас в таком случае большее исчадье ада, а, недодемон восточных врат?!

Он тебе помогал всегда, с самог8о начала. А ты… ты отказался ему помочь, когда ему действительно было надо. Единственный раз, когда он тебя попросил.

Ты испугался. И на надо врать, что будто бы ты испугался за него и только за него — не только. Больше всего ты испугался опять за себя. Что останешься один, если он вдруг окажется неосторожен. И что будешь винить в этом себя и страдать — потом, всю оставшуюся в одиночестве вечность, если вдруг. И ты сбежал. Как последний трус, бросив того, кто считал тебя лучшим другом.

Он дарил тебе чудеса, большие и маленькие, — просто так, ничего не прося взамен, только потому, что тебе так хотелось. Он брал на себя неприятную работу, которой ты не хотел заниматься. Да, ты тоже ему помогал, но не надо лгать самому себе — ты как никто понимал, насколько же это была неравноценная помощь. Для настоящего ангела вовсе несложно выставить благодеянием кражу скота (ведь для род того, кто украл, будет сыт и переживет суровую зиму, а что это, как не добрый поступок?), а вот демонам с деланьем истинных благ намного сложнее. Но он делал. Он на изнанку ради тебя выворачивался, даже по освещенной земле прошел, а ты… что делал ты?

Принимал как должное со снисходительной самодовольной улыбочкой. И не уставал повторять: «ну ты же демон!», мол, знай свое место…

Он считал тебя лучшим другом. Обещал прийти за тобой, где бы ты ни был. Звал с собою на Альфу Центавра. Шел к тебе на подгибающихся от горящей машины, да еще при этом и пытался шутить. А ты…

Ты врал ему. Даже тогда. И давил на нужные кнопки.

Так и было!

Не ври хотя бы себе самому.

Угрожать в духе «Я с тобой больше никогда не буду разговаривать» можно только тому, кому ты действительно дорог, кому эти разговоры важны и про кого ты все это знаешь наверняка. Что он за тебя наизнанку вывернется. На что угодно пойдет, лишь бы ты… Ни на ком другом такая угроза бы не сработала, смешная по сути угроза. И ты это знал. И воспользовался.

Ты такой же, как Гавриил, даже хуже, потому что тебе доверяли, против тебя не имели защиты, не возводили стен. Тебе подставлялись, считая другом, — а ты бил в это незащищенное и открытое, к тому же еще и старался, чтобы побольнее, поглубже, чтобы наверняка...

Как ты думаешь, можно такое простить?

Вот именно.

Ты тут единственный непрощаемый, бывший ангел восточной дырки. И это хорошо, что у тебя нет души. Потому что если бы она была — она была бы намного чернее тех крыльев, что столько раз тебя прикрывали.

Он никогда не простит, если узнает.

Нет, не если.

Он узнает. Он должен узнать. Потому что нельзя столько времени врать — и думать, что все в полном порядке. И притворяться, что ничего не замечаешь. И…

— Ангел! Я тут решил зайти без звонка… кстати, что с твоим телефоном? И почему ты сидишь без света?

Вот и все.

Маленький личный апокалипсис. Судный день для одного бывшего ангела, заигравшегося в падение.

Почему он пришел? Почему именно сейчас?

Судьба?

Или та, что играет краплеными картами в Великий и Непостижимый, опять решила все за тебя, понимая, что сам ты так никогда и не сможешь решиться? Это она правильно. Ты бы действительно не решился — сам. Только вот так. Только когда темно и он…

— Эй! Ангел, ты это чего?

— Кроули! Я… Я должен тебе сказать… Ты меня возненавидишь и будешь презирать, я знаю, и… и никогда не простишь! И будешь прав! Но я все-таки должен…


***
С ангелами сложно. Кроули это знал всегда. Особенно с этим конкретным ангелом — его ангелом. Вот и сейчас.

Кроули щелкнул пальцами, включая верхнее освещение. Азирафаэль всхлипнул и зажмурился, прикрыв лицо рукой. Съежился в углу дивана. На столике — толстая книга обложкой вверх, выглядит подозрительно новой… Ну да, так и есть! Чертов ангел опять читал про чертову дрянь про отработку чувства вины. Чертовы мозгоправы, ничерта не понимающие в чертовых ангелах! Чертов ангел с его чертовым безграничным доверием к печатному слову.

Ангелы не привыкли к самокопаниям, они свято уверены в правильности собственных поступков и верности непостижимого плана, это их основа, их суть, их стержень, на котором все держится. Они никогда не рефлексируют, не испытывают сомнений и не впадают в депрессию — во всяком случае, не должны. И потому если все-таки вдруг такое с ними случается, то это для них полная катастрофа. Они не умеют с таким справляться и оказываются совершенно беззащитны. Они не привыкли. Не нарастили кожу. С ними так нельзя, особенно с этим одним конкретным и единственным...

Бог, ну куда же ты смотришь?! Ну почему твою работу опять должен выполнять всего лишь какой-то… Который, между прочим, совсем не по этому делу, да и вообще не то чтобы очень умел.

Так. Спокойно.

Плед, горячий шоколад и коньяк, испытанный способ, не раз помогало. Глупые шутки тоже неплохо срабатывают, но сейчас не тот случай. Тогда — что? Клин клином?

Может быть…

— Ангел, послушай, а… а давай я тебе почитаю? Ну, что-нибудь из твоего любимого. Самого. Если… если ты хочешь, конечно…

@темы: текст, психология, слеш, джен, херт/комфорт, Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, ангст, Good Omens, Кроули

---

Невозможно... (Good Omens, Благие знамения)

В рамках фест-недельки по Благим Знамениям
14.10 (понедельник) — флафф/романс

на фикбуке ficbook.net/readfic/8707561

Автор: fani
Название: Невозможно...
Пейринг/персонажи: Азирафаэль, Кроули (Кроули/Азирафаэль)
Форма: мини, 2430 слов
Жанр: романс, флафф, повседневность, UST
Рейтинг: PG-13
Описание: Иногда совершенно невозможно понять, кто кого завлек на прогулку по ночному зимнему парку.

иллюстрации от Анны Матвеевой и Натальи Зыковой

С точки зрения Кроули единственное (но довольно существенное!) неудобство пребывания в человеческом (ну, почти человеческом) теле заключалось в том, что при возбуждении часть одного из органов этого тела имела обыкновение увеличиваться в пятьдесят раз. В пятьдесят, мать его, раз! Попробуй такое скрыть, тут разве что на оба глаза слепой не заметит. На оба, мать его, глаза…

(ПРИМЕЧАНИЕ* — и нет, это вовсе не тот орган, о котором вы подумали, тот увеличивается раза в полтора или два, если очень уж повезет) (ПРИМЕЧАНИЕ** — ну и если вообще увеличивается, а не просто меняет направление, начиная указывать не на новые ботинки) (ПРИМЕЧАНИЕ*** если кое-кто, разумеется, кроме ботинок купил еще и шляпу).

Самое паршивое, что природа словно специально выставила эту реакцию напоказ, поместив туда, где никак не спрятать, и это до чертиков унизительно, когда ты настолько откровенно хочешь того, кто тепло и лучисто тебе улыбается, просто как другу, не более, все это время — не более… И ты ничерта не можешь поделать с этой чертовой реакцией, потому что твои змеиные глаза — это клеймо, знак падения, единственное, что не поддается контролю, что нельзя призвать к порядку, просто щелкнув пальцами, и округлившиеся чуть ли не во весь глаз зрачки выдают тебя с головой, и не остается никакого другого выхода, как только прятаться за…

— Кроули, давно хотел спросить: почему ты их никогда не снимаешь? Ну вот сейчас, например. Тут же темно и никого нет, зачем тебе…

Кроули зашипел на вдохе и резко отшатнулся. Пожалуй, слишком резко и даже грубо: рука Азирафаэля, потянувшаяся к его темным очкам, повисла в воздухе. Пухлые губы поджались огорченно-обиженно, и Кроули тут же почувствовал себя виноватым. Неуютное чувство, он терпеть его не мог.

— Привычка, — буркнул Кроули вместо извинений, зябко передернув плечами. Извиняться он никогда не умел. Да и глупо как-то просить прощения тому, кто по природе своей является непрощаемым. — Привычка, ангел, только и всего. Я предпочитаю быть стильным.

— Даже когда тебя никто не видит? Ну, кроме меня.

Ох, ангел. Иногда и одного зрителя бывает достаточно. Более чем.

Кроули осклабился:

— Я же не Бёрбидж! Мне не нужны зрители, чтобы быть стильным. И чудо тоже не нужно.

Зрителей действительно не было — какому еще идиоту придет в голову гулять промозглой и ветренной декабрьской ночью в наглухо закрытом для посетителей Сейнт-Джеймском парке? Ну да. Двум идиотам.

— О, мой дорогой, конечно же, не нужно! Ты всегда был на алебарде моды.

Смех ангела был таким же теплым, как его улыбка. И это, черт возьми, были единственные теплые штуки во всем близлежащем пространстве! Кроули и сам не заметил, что улыбается в ответ.

— На пике, ангел! На пике.

— А я разве спорю? И на пике тоже. И на копье. Ты всегда на копье.

Кроули подавился смешком. Ох, ангел… Твои нелепые фразы иногда бьют слишком точно, хотя сам ты этого и не понимаешь. И хорошо, что не понимаешь.

Под модельными ботинками из змеиной кожи похрустывал тонкий ледок. Странно, но Азирафаэлю удавалось идти абсолютно бесшумно, хотя он шел по тем же самым подмерзшим лужам и совершенно не выбирал, куда ставить ногу при следующем шаге. И как это у него получается? Это что, свойственно всем ангелам? Или это из-за толстой мягкой платформы его кремовых зимних ботинок? (ПРИМЕЧАНИЕ* — полгода назад Азирафаэль открыл для себя мужские модельные бренды эпохи диско и до сих пор пребывал в полном восторге) (ПРИМЕЧАНИЕ** — возможно (только возможно!), что некоторую (довольно существенную) часть причин этого восторга следовало искать в том обстоятельстве, что при ношении ангелом обуви на столь толстой подошве Кроули делалось довольно затруднительно смотреть на него сверху вниз).

— Замерз? — обеспокоенно спросил Азирафаэль, заметив, что Кроули снова зябко передернул плечами. Пришлось ими еще и пожать. И соврать:

— Так, слегка.

— Ну вот что ты за… демон! Совершенно невозможный! Знал же, что обещали заморозки! Мог бы и потеплее одеться, хотя бы пальто не такое куцее сотворить. — Ангел поджал губы с укоризной, привычной и легкой, почти несерьезной: подобные упреки повторялись не раз и не два.. — Ну или хотя бы застегнуться.

— Куртка, ангел. Это называется курткой. И я бы еще поспорил, кто из нас более невозможный!

Зимой Кроули мерз постоянно, и это мерзкое ознобное ощущение мало зависело от того, насколько тепло он был одет. Он мог бы сотворить себе шубу из русских соболей — и продолжал бы дрожать под этими соболями, только выглядел бы смешно и нелепо. Может быть, это происходило потому, что одежду себе Кроули чудесил сам, и значит, она в какой-то мере тоже обладала змеиной сущностью, а змеи не вырабатывают тепло и не умеют его хранить. Так что зачем напрягаться, если все равно не поможет? Пока что в сон не тянет и ноги не заплетаются — значит, почти что и не соврал, говоря про «слегка». А что холодно и знобит… Ну так зимой это его обычное состояние. К тому же всегда можно придвинуться к ангелу, тот никогда не мерзнет, а исходящий от него жар Кроули чувствует даже на расстоянии (ПРИМЕЧАНИЕ* — змеи не умеют создавать тепло сами, но именно поэтому умеют ценить его, как никто)

И где-то на самом-самом краю сознания, в той стороне, куда он старательно не смотрел, пряталось нечто смутное и робкое, немного похожее на надежду: если он на самом деле очень сильно замерзнет — ангел же напоит его чаем, он же заботливый ангел и так любит заваривать чай, и это будет совсем ненапряжно… И, может быть, не станет изгонять сразу же после чая на холодный пронизывающий декабрьский ветер… Если Кроули, конечно, удастся на самом деле замерзнуть как следует.

— Если ты замерз, мы можем вернуться.

Ну да, вернуться. А потом почти сразу услышать: «Изыди, демон, время позднее, у меня дела».

— Ты же хотел дойти до пеликанов!

— Ну… — Азирафаэль виновато вздохнул. — Они же тоже наверняка спят, как и утки. Извини, я не подумал. Еще и тебя вытащил…

Голос у ангела стал совсем расстроенным. Это не дело.

— Ангел! Я не пробка, а ты не штопор! — Ох ты ж черт, и у кого теперь оговорки по Зигмунду?! — Я сам вытащился. И я не замерз, ясно? А здесь красиво. Даже ночью.

Здесь действительно было красиво: парк проектировался так, чтобы в любое время года не выглядеть мертвым и заброшенным. Да, клены и тополя облетели, но для ощущения жизни вполне хватало вечно зеленых кипарисов, рододендронов и зимнестойких кустарников, а густая трава на газонах казалась черной лишь там, где не было фонарей.

— Да. Красиво… — Азирафаэль замедлил шаг, обводя восхищенным взглядом черное зеркало пруда, вдоль которого они шли. Его глаза сияли восторгом, лицо раскраснелось… и да, это тоже было красиво. — Но… может быть, все-таки стоило подождать до утра…

— Глупости, ангел. Вся прелесть спонтанных решений в том, что они спонтанны.

Утром Азирафаэль наверняка нашел бы сотни причин передумать. Нет уж! Как только ангел заикнулся о желании прогуляться, Кроули не стал медлить и секунды, буквально силой впихнул его в любимое белое пальто (изысканное и почти новое, и двухсот лет не ношенное!) и переместил на темную парковую аллею, полностью игнорируя ангельские стенания, что он не успел правильным и единственно приемлемым образом навертеть и уложить складки широкого мохерового шарфа. Совершенно невозможного шарфа, о который только спотыкаться!

Кроули знал, что Азирафаэль забудет о шарфе через пять минут прогулки вдоль пруда — собственно, так и случилось, хватило и трех. Зеленая ветка над черной водой, танец мелких снежинок в луче фонаря — и вот уже ангел восхищенно ахает чуть ли не на каждом третьем шаге и сетует о невозможности покормить спящих уток… Ну разве что если они вдруг проснутся каким-то… э-э-э… чудом? И Кроули прячет улыбку и делает вид, что совсем не понимает намека — ведь это же был намек, правда?

Кроули знал, что так и будет, потому и поторопился поймать Азирафаэля на слове. А вот чего он не знал и не понимал, так это того, почему ангелу так нравился именно этот парк, а не любой другой из восьми королевских парков Лондона. Что в нем было такого особенного… во всяком случае, для ангела?

Нет, самому Кроули этот парк тоже нравился, но у него-то были на это причины вполне себе веские. И много. Например, та скамейка на набережной, с которой так удобно кормить уток. Беседка. Старая ива у самой воды, на ее плоских широких корнях достаточно места не только для одного, но недостаточно, чтобы сесть далеко друг от друга. Или вот хотя бы лебеди, они сейчас спят, конечно, но ведь Кроули знает, что они тут есть.

Лебедей было два, черный и белый. Он впервые увидел их полтора века назад, во время той злополучной ссоры из-за святой воды. Они плыли рядом, такие невозможно разные, черный и белый, почти соприкасаясь крыльями, а может быть, и действительно соприкасаясь. И это было так похоже на знак, что Кроули с трудом подавил желание запрокинуть голову и прошипеть Небесам что-нибудь такое, что наверняка не понравилось бы Ей. Той самой, что любит подобные шутки, жестокие и знаковые. Вместо этого он продолжал смотреть на лебедей, только на лебедей, и никуда больше, чтобы даже краем глаза не видеть, как уходит ангел — может быть, навсегда. Единственный ангел, с которым он… братался? Ну да, ангел так и сказал. Глупое слово.

А вот ангел глупым не был. Он все понимал и умел если не задавать вопросы, то хотя бы их не отбрасывать сразу, а иногда даже и отвечать. Ангел, с которым было так легко говорить обо всем и которого можно было попросить…

Как оказалось — не обо всем.

Ангел ничего не заметил, он был слишком испуган и зол. А невозможные лебеди плыли по озеру, медленно и величаво, сплетая шеи и ни на кого не обращая внимания, черный и белый. Не просто рядом — вместе. И было им, невозможным, совершенно неважно, что крылья их разного цвета.

Вот тогда-то Кроули и потратил одно небольшое адское чудо (действительно небольшое, подумаешь — две какие-то птицы, было бы о чем говорить!) на то, чтобы с ними ничего не случилось. Хотя бы вот с этими двумя, никогда ничего плохого.

Позже он видел их издалека, много раз. А может быть, и не их, а их далеких потомков, что было не так уж и важно. Важным было само их существование, черного и белого. Вместе.

(ПРИМЕЧАНИЕ* — поначалу Кроули опасался, что Азирафаэль увидит эту слишком прозрачную пару и что-нибудь скажет в своей извечной совершенно невыносимой манере попадать в десятку, будучи уверенным, что промазал. Потом он стал на это надеяться. Но ни опасения, ни надежды не сбылись: ангел их так ни разу и не заметил. Он смотрел лишь на уток и, иногда, на пеликанов. Лебеди его не интересовали).

Впрочем, даже если Кроули их и не видел, то знал, что они тут есть, черно-белая пара, в этом парке. Всегда. И это грело.

— Знаешь, дорогой, так не пойдет. Давай-ка лучше вот так…

Лицо и грудь обдало близким жаром, на плечи легло что-то мягкое и горячее. Кроули вскинул голову и открыл глаза. И только тогда понял, что замерз так сильно, что, похоже, заснул на ходу. А еще — что Азирафаэль стоит близко. Слишком близко, почти вплотную. И укутывает его шею и плечи своим невозможным мохеровым шарфом.

При переохлаждении скорость реакции падает даже у людей, змеи же вообще предпочитают впадать в спячку или притвориться мертвыми. Наверное, именно этим и можно было объяснить то обстоятельство, что Кроули не отшатнулся. Даже не попытался. Стоял и смотрел, как пальцы ангела колдуют над складочками, выравнивают, поправляют, подворачивают так близко, что он всей кожей лица ощущал исходящее от них тепло.

И когда ангел, удовлетворенный проделанной работой, довольно вздохнул и, помедлив секунду, вдруг двумя пальцами осторожно снял с него очки, Кроули тоже не успел ни отшатнуться ни даже просто зажмуриться. Только втянул воздух сквозь зубы, и…. И это было ошибкой.

Змеи различают запахи языком, вот и Кроули тоже языком чувствовал их намного острее, а этот чертов шарф слишком долго был на шее у ангела. Чертов шарф словно стал частью чертова ангела, и вот теперь эта часть — невозможно теплая, почти горячая часть — была обернута вокруг Кроули. Слишком много, слишком остро, слишком близко. Слишком горячо и… слишком палевно. И можно сколько угодно стискивать зубы: справиться с глазами это не поможет, и поздно зажмуриваться, когда тебя уже вовсю повело, а чертов ангел…

— У тебя очень красивые глаза, — сказал чертов ангел мечтательно. — Особенно сейчас. Совсем не змеиные. Зрачки такие круглые и… И золотой ободок. Словно солнечная корона или… или нимб. — Он вздохнул и подытожил — Очень красиво. Жаль, ты сам не видишь.

— Это потому, что тут темно, — выдавил Кроули, чувствуя, как лицо заливает предательская краска и надеясь, что ее тоже можно будет списать на темноту. — Ну, зрачки. Они расширяются, если…

— Я знаю. — Ангел почему-то снова вздохнул. — Знаю…

Попытался пристроить очки на место и случайно мазнул обжигающе горячими пальцами по щеке. Ахнул:

— Кроули! Да ты с ума сошел! Ты же ледяной! Так. С прогулками покончено, и давай-ка, мой дорогой, сразу ко мне, отогреваться, у меня есть хороший коньяк. И не вздумай спорить!

Спорить Кроули не собирался. Хотя бы потому, что для этого нужно было снова начать дышать, а он почему-то забыл, как это делается.


***


За долгие годы существования этой Вселенной разными сущностями было придумано множество способов мирно договориться с собственной совестью (ПРИМЕЧАНИЕ* — и если тебе шесть тысяч лет, а ты до сих пор жив и не сошел с ума — значит, ты знаешь если и не все из них, то хотя бы большую часть, а главное, умеешь их вовремя применять). Горячий чай с молоком и медом, теплый клетчатый плед, коньяк и хорошая книга неплохо срабатывают почти всегда, Азирафаэль проверял это на собственном опыте неоднократно. (ПРИМЕЧАНИЕ*— хотя сегодняшней ночью он и пребывал в определенном сомнении, полагая, что в данном конкретном случае книга, пожалуй, была лишней, но отбирать ее у Кроули не стал, тем более что тот так уютно пристроил пухлый том на спинку дивана, как раз себе под затылок).

С совестью можно договориться. Но осадочек остается.

Потому что ты виноват.

Знал же, что Кроули плохо переносит холодное время года и старается как можно реже бывать на улице? Знал. И все равно потащил его ночью в парк, под ветер и снег. Искушение оказалось слишком велико. И вот результат: совсем заморозил бедного змея, отогревай теперь. И зрачки у него по-прежнему круглые, этого почти не видно за темными стеклами, но Азирафаэль знал, что они такие. Возможно, потому что Кроули еще не согрелся или потому что тут царил полумрак: ангел не стал включать верхний свет, ему казалось, что при одном лишь торшере с оранжевым абажуром комнатка за магазином сразу становится как-то уютнее и теплее.

А еще потому, что ему нравилось, когда у Кроули были такие глаза. Почти человеческие, с расширившимися и почти круглыми зрачками…

Азирафаэль вздохнул. И все-таки сел на диван рядом с Кроули. Из кресла дальше тянуться до столика, а Кроули уже почти допил свой чай, скоро придется наливать ему вторую чашку, ему надо согреться, и значит все равно пришлось бы из кресла вставать. А так – просто протянуть руку. Кроули покосился на него, но ничего не сказал. В полумраке темные стекла казались совершенно непроницаемыми, но Азирафаэль знал, что зрачки за ними круглые до невозможности, и вокруг них тонкая полоска змеиной радушки, словно два золотых колечка. Невероятно прекрасное зрелище, даже когда его не видишь.

Конечно же, это только из-за темноты. Только из-за темноты, ничего более.

Но ему же никто не мешает слегка помечтать, что вовсе не только...

@темы: текст, арт не мое, юмор, слеш, Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, флафф, UST, Good Omens, Кроули, романс

---

10.10.2019 в 00:27

Пишет  Johnnie:

Under Pressure - Good Omens fan video by Spellbound
Делюсь шикарным фанвидео, в котором видеоряд идеально (на мой взгляд ) подобран под ритм песни (особенно концовка!). Рекомендую к просмотру.
Автор: Spellbound

Просмотрела по сообществу - вроде не приносили такого. Если что не так - ткните в меня тапочком

@темы: Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, Good Omens, Кроули

---

СЧАСТЬЕ (имхо, один из лучших роликов по ГО)

02.10.2019 в 18:29

Пишет  Pheeby:

Клип "Счастье" (Good Omens)
Название: Счастье
Канон: Good Omens
Автор: Pheeby
Форма: клип
Пейринг/Персонажи: Кроули/Азирафаэль
Категория: слэш
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: PG
Исходники: видео: сериал «Благие знамения»; аудио: Валерий Золотухин - "Разговор со счастьем" (из к/ф "Иван Васильевич меняет профессию")
Продолжительность и вес: 02:30, 93 Мб

@темы: Благие знамения, Азирафаэль, оменсы, Good Omens, Кроули

---

Отзывы по макси по Космоолухам

19.08.2019 в 13:45

Пишет  пижамки:

олухи

Мозгоеды на Нереиде (17778 words) by fandom_Cyberpunk_2019
Fandom: Космобиолухи - Ольга Громыко | Kosmobioluhi - Olga Gromyko
Rating: Not Rated
Characters: Дэн, Станислав Федотович, Полина, Тед, Ланс
Additional Tags: Humor, Fluff, Action/Adventure, Hurt/Comfort
Summary: Очередной заказ привел “Космический Мозгоед” на провинциальную планету Нереида. Экипаж развлекается, ввязывается в приключения и слушает многочисленные байки про местную достопримечательность и живую легенду — старшего констебля и вроде бы киборга по фамилии Бонд.

курортная сказка
как львовского экскурсовода слушать — про каждый камень тебе тут же сочинят легенду, и никто не будет париться затейливостью
но образы яркие, картинки красочные, закончится всё хорошо — что ещё нужно в жаркую сиесту?
мне от только интересно, как один киборг, пусть даже и Бонд, физически успевал на все мелкие вызовы?

Альфа (19308 слов) от fandom KosmoOluhov 2019
Пейринг/Персонажи: Станислав
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Он — идеальный агент, способный на любое задание, — будь то охрана объекта или срыв важной встречи. Он не помнит своего прошлого. Всё, что у него есть, — случайные обрывки воспоминаний и умение неординарно выпутаться из любой ситуации.

отличная штука!
делать киборгов из клонов-пустышек и закачивать им программы поведения — это прошлый век продвинутые современники предпочитают накатывать кибернетическую часть поверх реального человеческого опыта
лихо закрученный сюжет сначала в духе Бондианы, с прекрасными женщинами и погонями
а дальнейшее лично мне читалось, как интересный ракурс в истории Зимнего Солдата начиная от "кто такой Баки" и до отказа наносить в драке смертельный удар
ну и, конечно, потрясает "Джексон" его везение, и деловая хватка, и умение раскрутить гиковские изобретения Иллон Маск, одним словом
так что рекомендую думаю, как оридж тоже читать можно, но лучше бы знать, кто такие мозгоеды и дексы

второе макси команды — как оридж про парамедиков наверно, текст хороший, просто мне абсолютно неинтересный

---

Прекрасное

24.10.2018 в 14:44

Пишет  Famirte:

ФБ-2018, филки/песни

Филки (переделки песен) с ФБ-2018 для команд fandom KosmoOluhov 2018 и fandom Max Frei 2018. Даю песни в том порядке, в котором они были записаны. Оформление кнопок  Вицемир



1. fandom KosmoOluhov 2018 - "Девчонки полюбили не меня"
Автор переделки  REXygik (исх. Леприконсы - Девчонки полюбили не меня)

Слушать

Девчонки полюбили не меня,
Девчонки полюбили Irien'а,
А у Irien'а
Кой-что по колено.
И я понимаю,
Что я пролетаю.
А у Irien'а
Кой-что по колено.
И я понимаю,
Что я пролета...

Девчонки полюбили не меня,
Девчонки полюбили парня Bond'а,
Он шпион обычно,
Это романтично.
И я понимаю,
Что я пролетаю.
Он шпион обычно,
Это романтично.
И я понимаю,
Что я пролета...

Девчонки полюбили не меня,
Девчонки полюбили парня Mary.
Он обед готовит
И никогда не спорит.
И я понимаю,
Что я пролетаю.
Он обед готовит
И никогда не спорит.
И я понимаю,
Что я пролета...

Девчонки полюбили не меня,
Девчонки полюбили парня DEX'а.
А у того DEX'а
Нету вибро-секса.
Но я понимаю,
Что я пролетаю.
А у того DEX'а
Даже нет виброрежима секса.
Но я понимаю,
Всё равно я пролета...


2. fandom KosmoOluhov 2018 - "Капитан у нас курит трубку"
Автор переделки  Asienka (исх. Гарик Сукачев - Моя бабушка курит трубку)

Слушать

Капитан у нас курит трубку,
Черный-пречерный табак,
Капитан у нас курит трубку
В суровый десантный затяг.
Капитан у нас курит трубку
И обожает глушить коньяк,
А когда он в медблок
Завернет на минутку,
Болтает о прошлых днях.

У него ни черта не осталось,
У него в кошельке лишь кредит.
Капитан у нас курит трубку,
А корабль наш к звездам летит.

Капитан у нас курит трубку,
Он к любой напасти готов.
И попав в плен даже к сукам-пиратам,
Тратит плазму, не тратя слов.
Он становится лучшим кэпом,
И команда его так крута:
У него на подхвате есть DEX'ы
И за гонки призы и места.

У него ни черта не осталось,
У него в кошельке лишь кредит.
Капитан у нас курит трубку,
А корабль наш к звездам летит.

Капитан у нас курит трубку,
Не жил тихо в хрущевке своей.
Капитан у нас курит трубку,
Другие кормят пусть голубей.
Его боятся все на свете пираты,
А он гордится командой своей,
А мозгоеды крушат «DEX-компани» фрегаты,
Но щадят стариков и детей!

У него ни черта не осталось,
У него в кошельке лишь кредит.
Капитан у нас курит трубку,
А корабль наш к звездам летит.


3. fandom KosmoOluhov 2018 - "Сердце и процессор"
Автор переделки  Малкавиан (исх. Сплин - Моё сердце)

Слушать

Мы не знали друг друга до этого рейса,
Меж планет мы болтались, на Земле – корабле.
И совершенно случайно из-за переезда
Оказались так близко на борту у «КаМэ».

И мой процессор вдруг переклинил,
И в системе всё замерло.
Мой процессор вдруг переклинил,
И в системе всё замерло.

И трое суток подряд меня ты, сволочь, игноришь,
Даже если пришла я без фальши в глазах.
Ты сготовишь печенье, сгущенку откроешь,
Хвост распустил, недоИриен, нах.

И мой процессор вдруг переклинил,
И в системе всё замерло.
Мой процессор вдруг переклинил,
И в системе всё замерло.

Может быть, ты и наглый, и самоуверен,
Но из душа выходишь ты в нижнем белье…
И как с равным с тобою общаются люди.
Да и пиво ты пьешь с Тедом вон наравне.

Ну, так и я, слава Гейцу, не DEX и не Mary,
Не воевала на Шебе,
не спекла ни блина.
Моим именем не открываются двери,
Но, посмотри, я живая
и, кажется, влюблена.

И мое сердце
громко забилось,
Мое сердце замерло,
Мое сердце громко забилось,
Мое сердце замерло.

В системе мы видим то,
что людям даже не снилось –
Не приходило под кайфом, не являлось виртом.
Мой процессор
вдруг переклинил…
Прогрузился немного…
Но не помогло.

И мое сердце
громко забилось,
Мое сердце замерло,
Мое сердце громко забилось,
Мое сердце замерло.

И мое сердце – к черту процессор!
Мое сердце замерло.
Мое сердце громко забилось,
Мое сердце замерло.


4. fandom KosmoOluhov 2018 - "Песенка Теда"
Автор переделки  fani (исх. - Песенка Чебурашки)


Слушать

Я был когда-то страшным
Кобайкером без башни,
Любил марихуану,
Летать и чтобы секс.
Теперь летаю с Дэном,
Он необыкновенный,
Он самый лучший
В этом мире DEX!

По разному бывало,
И ломиком махал я,
И голову сносил я
Клиентке сгоряча…
Но подводить не стану
Такого капитана,
Крутого Станислав Федотыча!


5. fandom KosmoOluhov 2018 - "Песенка Стаса"
Автор переделки  fani (исх. - Песенка Чебурашки)

Слушать

Я был пенсионером,
Гулял по тихим скверам,
А иногда по паркам
Кормил я голубей…
Кредит, корабль, два DEX’а,
И никуда не деться,
И как вписался в это –
Не помню, хоть убей.

Мне не везло сначала,
И даже так бывало:
Ко мне на день рожденья
Пришел пиратский флот.
Теперь я капитаном,
И, как это ни странно,
Законности с порядком
Я вроде как оплот.


6. fandom KosmoOluhov 2018 - "Сорванцы"
Автор переделки  Тихий переулок (исх. Частушки)

Слушать

Киборг давеча сорвался?
Он – малыш, не трожь его!
Он всего лишь испугался.
Десять трупов? Ничего!

Вызывай скорее копов!
Нет, давайте озэка!
Да как этих остолопов
Терпит вся галактика?!

Ладно, в общем, кто успеет,
Тот его и приберет.
Ой, он на глазах умнеет!
Разбегаемся, народ!

Как на нашей, на Кассандре
Завелась оказия –
Ясли-сад коррекционный,
Киборго-гимназия.

Там накормят и оденут,
Надо – сопли подотрут,
Ну, а если недосорван,
Будь спокоен – досорвут.

Убежал – в лесу догонят,
Мягко протестируют.
Пожурят, дадут конфетку
И социализируют.

Люди просто золотые!
Я живу тут десять дней.
Прилетай ко мне, хозяин.
Просто прилетай скорей…


7. fandom KosmoOluhov 2018 - "Грибы у дома"
Авторы переделки  Asienka,  fani (исх. Земляне - Трава у дома)

Слушать

Грибы в иллюминаторе,
Грибы в иллюминаторе,
Грибы в иллюминаторе видны.
Они в траве упрятаны,
Они в траве упрятаны
И на охоту снова вышли мы.
Грибы же, тем не менее,
Грибы же, тем не менее,
Грозят нам кусем и зловещим "быр".
Варить их час, наверное,
Варить их час, наверное,
Чтобы без отравления судьбы.

И снятся нам не звуки космодрома,
Не космоса крутые кренделя,
А снятся нам грибы, грибы у дома
И сочная такая конопля.

И вот идем мы с ведрами,
И вот идем мы с ведрами,
Мы грибники и вышли на простор.
Мы станем суперзвездами,
Мы станем суперзвездами,
Когда добыть сумеем мухомор.
И долго за опятами,
И долго за опятами
Гонялись, как за монстром в страшном сне.
Они же словно спятили,
Они же словно спятили
И пальцы все отгрызть пытались мне.

За рыжиком гонялись мы по лесу,
Да только он проворнее слегка.
Идти с пустым мешком не интересно,
Не взявши ни единого грибка.

А бабки за прилавочком глумятся,
Им не впервой грибами промышлять.
На лавке у подъезда б им трепаться,
А не волнушки бластером гонять.

И снятся нам не звуки космодрома,
Не космоса крутые кренделя,
А снятся нам грибы, грибы у дома
И сочная такая конопля.


8. fandom Max Frei 2018 - ”Песенка про водичку”
Автор переделки  Werpanta (исх. От улыбки станет всем светлей)

От водички станет веселей,
От водички тело Силою нальётся.
Ну давай, ещё смелее пей,
Пусть Безумный Рыбник миру улыбнётся.

Можно бегать и скакать,
И над Ехо полетать,
Горожан раскатом хохота пугая.
Вот ещё один трактир,
Загляни — устроим пир,
А развалины потом пусть убирают.

Со стариками мне не по пути,
Я покину этот глупый скучный Орден.
Мне своей дорогою идти,
Пусть икает тот, кто меня помнит.

Выше звёзд я полечу,
Что хочу — всё получу,
С этой Силой в мире некому равняться.
Все магистры-колдуны,
Ведьмы, маги всей страны
До потери Искры пусть меня боятся.

Нам с водичкой весело вдвоём,
С нею скучный мир светлей и краше.
Мы любого на пути убьём,
Пусть хоть Лойсо сам — он будет нам не страшен.

И тогда наверняка
Приглянётся нам рука,
Вместе с нею пригодится и другая.
Их скорее отрывай,
Книжки умные читай,
Своё новое оружье воплощая.

От водички станет веселей,
От водички тело Силою нальётся.
Ну давай, ещё смелее пей,
Пусть Безумный Рыбник миру улыбнётся.
Пусть Безумный Рыбник миру улыбнётся.


9. fandom Max Frei 2018 - ”Мы сидели и курили, приближался Рагнарёк...”
Автор переделки  XenonChem (исх. Сплин - Мы сидели и курили)

Бодро шли по той пустыне
Те, кто этот мир покинул,
И всех их Макс возглавил —
Его Аллах заставил.
Где-то появились тени,
Значит, где-то солнцу вышел срок...
Мы сидели и курили,
Приближался Рагнарёк...

Шли сквозь Сетха храм прикольно,
Хоть и было Максу больно,
Шли по пустыне с пеплом,
От кофе все окрепли,
Шли легко, пружинно, вместе с Джинном,
Продвигались на восток.

Мы сидели и курили,
Сидели и курили,
Мы сидели и курили,
Приближался Рагнарёк,
Приближался Рагнарёк,
Приближался Рагнарёк.

Дни всё шли, а не недели,
Но они не надоели,
По льду все заскользили
И, наконец, сразились:
Фенрира Макс расплавил —
И к Змею всех направил,
Его порвал на гетры,
Унесло цветным всех ветром.

Все ушли, остались двое
Тех, кто видел жизни торжество...
Мы сидели и курили,
Сидели и курили,

Мы сидели и курили,
Сидели и курили,
Мы сидели и курили,
Наступало Рождество,
Наступало Рождество,
Наступало Рождество,
Наступало Рождество,
Наступало Рождество,
Наступало Рождество,
Наступало Рождество,
Наступало Рождество,
Наступало Рожде...

Мы сидели и курили,
Сидели, курили,
Мы сидели и курили,
Сидели, курили,
Мы сидели и курили,
Сидели, курили,
Мы сидели и курили,
Сидели, курили,
Мы!


10. fandom KosmoOluhov 2018 - "А DEX пришел назад"
Автор переделки  Asienka, сведение  Jelu (исх. А кот пришёл назад)

Слушать

У меня был рыжий DEX, он мне сильно надоел,
Я решил расстаться с ним: он мою сгущенку ел.
Посадил его во флайер – продал в рейс боевой,
И целые сутки наслаждался тишиной.

Припев:
А DEX пришёл, мой DEX пришёл назад,
Я ему не рад, моя душа не рада.
Он вернулся, гад, такая вот досада, брат.

Мой DEX украл у соседа колбасу,
Сосед привязал его к дереву в лесу.
Он бластер достал и нажал на курок,
А DEX руку сбил – и соседу между ног.

Припев:
А DEX пришёл, мой DEX пришёл назад,
Я ему не рад, моя душа не рада.
Он вернулся, гад, такая вот досада, брат.

Мой Ржавый кузен любил шикарный коньяк.
Я купил ему «пузырь» – вместе с DEX’ом ништяк.
Он позвал DEX’а к себе, размахнулся посильней...
От Ржавого куски собирали восемь дней.

Припев:
А DEX пришёл, мой DEX пришёл назад,
Я ему не рад, моя душа не рада.
Он вернулся, гад, такая вот досада, брат.

Я нашёл в сарае трос, и DEX’а к рельсам примотал,
И за поворотом монорельс прогрохотал.
Я не знаю, кто виновен — DEX или трос,
Но двадцать пять вагонов слетело под откос.

Припев:
А DEX пришёл, мой DEX пришёл назад,
Он прошёл через ад, а потом восстал из ада,
Он вернулся, гад, такая вот досада, брат.

Мой DEX сгореть не может, он не ходит ко дну.
Пристрелить его пытался, но ему все по хрену.
Не знаю, что он сделал и каков был план,
Но только он на флайере пошел на таран...

Припев:
А DEX пришёл, мой DEX пришёл назад,
Он прошёл через ад, а потом восстал из ада,
Он вернулся, гад, такая вот досада, брат.


Мой DEX боевой, но любит поспать,
И даже в любовь он не прочь поиграть.
Я плачу от счастья, воистину рад...
Что от этой любви он не припрет мне DEX’ят!

Припев:
А DEX пришёл, мой DEX пришёл назад.
Я ему не рад, моя душа не рада.
Он вернулся, гад, да еще припер подружку, брат.

DEX’а моего кто-то сильно покусал.
Он заболел совсем, я от радости плясал.
Дексистам звонил и орал: – “Помоги!”
Но тут за дверью вдруг раздались шаги.

Припев:
А DEX идёт, мой DEX идёт вперёд,
Только пара слов в его коде и пароле,
Он ведь сорванный DEX, он меня убьет,
Чтобы я опять не отпустил его на волю!


11. fandom KosmoOluhov 2018 - "Бухгалтер"
Авторы переделки  Ir-i-S,  Famirte (исх. Комбинация - Бухгалтер)

Слушать

Сергей Петрович нынче ночью мне приснился
Обутый в валенки, обряженный в пальто.
Сменил парфюм, зачем-то налысо побрился.
Наверно, думал, не узнает так никто.
Пришли на станцию, на поезд опоздали.
«Фигня», — сказал, меня на руки подхватив.
По монорельсу, как на крыльях, почесали.
Меня он пер вперед шо твой локомотив.

Припев:

Бухгалтер, милый мой бухгалтер.
Парень крутой, ох, непростой.
Бухгалтер, главный наш бухгалтер.
Сергей Петрович — «киборг» шустрый, пробивной.
Бухгалтер, милый мой бухгалтер.
Парень крутой, ох, непростой.
Бухгалтер, главный наш бухгалтер.
Хоть не авшур, мне как родной.


Я про законы позабыла с ним от смеха,
Про адвокатов и другую лабуду.
Ежевечерние прогулки, замка эхо…
Накрашу губы и в кабак я с ним пойду.
Мне не сыскать, пожалуй, лучше кавалера.
Он бухучета фишки знает наизусть.
Хоть не авшур он и не сын миллионера.
Бухгалтер ОЗК он, ну и пусть.

Припев:

Бухгалтер, милый мой бухгалтер.
Парень крутой, ох, непростой.
Бухгалтер, главный наш бухгалтер.
Сергей Петрович — «киборг» шустрый, пробивной.
Бухгалтер, милый мой бухгалтер.
Парень крутой, ох, непростой.
Бухгалтер, главный наш бухгалтер.
Хоть не авшур, мне как родной.


Мне этот сон в делах удачу обещает.
С Сергей Петровичем мы классные спецы.
Он в бухучете никогда не подкачает,
А если надо, все заныкаем концы.
Мне как юристу нет цены, я отвечаю.
Мы декларацию в два счета с ним сдадим.
Да мы препятствий вообще не замечаем.
Надежно ОЗК мы защитим!

Припев:

Бухгалтер, милый мой бухгалтер.
Парень крутой, ох, непростой.
Бухгалтер, главный наш бухгалтер.
Сергей Петрович — «киборг» шустрый, пробивной.
Бухгалтер, милый мой бухгалтер.
Парень крутой, ох, непростой.
Бухгалтер, главный наш бухгалтер.
Хоть не авшур, мне как родной.


Мне надоело песни петь про дебет-кредит.
Отчеты сдам я, никого не подведу.
Сергей Петровичем моё сердечко бредит
Во сне, а может быть, и наяву.

Бухгалтер, милый мой бухгалтер.
Парень крутой, ох, непростой.
Бухгалтер, главный наш бухгалтер.
Сергей Петрович — «киборг» шустрый, пробивной.
Бухгалтер, милый мой бухгалтер.
Парень крутой, ох, непростой.
Бухгалтер, главный наш бухгалтер.
Хоть не авшур, мне как родной.


12. fandom KosmoOluhov 2018 - "Белочка-Белка"
Авторы переделки  Asienka,  Famirte, сведение  Jelu
(исх. Белый шиповник из рок-оперы Юнона и Авось)

Слушать

Белочка-Белка, Белка-сиделка,
Время прошло войны.
Есть лишь хозяин, рядом с которым
Ночи проводишь, дни.
Белочка-Белка, Белка-сиделка,
Ежик твоих волос.
В вазе конфеты — сладкая дружба,
Что навсегда и всерьез.

Здесь души не названа цена.
А дружба нам дана,
Как любовь одна.
Преданность хозяину нужна,
А другу ты важна,
Ты сама важна.

Белочка-Белка, Белка-сиделка,
Ожил с тобой Стрелок.
Хоть ты и киборг, но человечность
Выше приказа строк.
Лучик надежды — всё остальное
Прочь, словно страшный ад.
Белка и Стрелка — вас теперь двое,
И нет пути назад.

Для любви не названа цена,
Лишь только жизнь одна,
Жизнь одна, жизнь одна.
Для любви не названа цена,
Лишь только жизнь одна,
Жизнь одна, жизнь одна.

Не хоронили, нету могилы,
Только остался чип.
И день рожденья стал вдруг постылым,
Болью память фонит.
Кибер-охотник, ты просчитался,
Свой нанося удар:
Стрелку и Белке вечность награда,
Жизнь на двоих одна.

Смерти тут не названа цена,
Лишь только жизнь одна,
Жизнь одна, жизнь одна.
Смерти тут не названа цена,
Лишь только жизнь одна,
Жизнь одна, жизнь одна.

Смерть не преграда, Белочка рядом —
Руку лишь протяни.
Взору незрима в облаке дыма,
Как и в былые дни.
Тот, кто убил, и тот, кто шпионил,
Будет наказан тот.
Ну а Стрелок лишь протянет ладони —
Руку Белки найдёт.

Здесь души не названа цена.
Две жизни как одна,
Жизнь одна, жизнь одна.
Здесь души не названа цена.
Две жизни как одна,
Жизнь одна, жизнь одна.


13. "Лучше бы пил…"
Автор переделки  Малкавиан (исх. Сплин - Пил, курил)

Слушать

Упорот на каноне, мне видятся грибы,
О рыжем охламоне пишу, пишу фикИ,
Лучше бы пил и курил.

Мой друг канон тоже курит –
Лучше бы травку курил.
Он держит дома артбука два тома –
Я на сгущенку к нему заходил.
Лучше бы пил и курил.

Моя бета не пьет и не курит,
Лучше бы пил и курил.
Мечтает мне засунуть поглубже Розенталя,
Чтоб я без ошибок творил.
Лучше бы пил и курил.

Мой капитан не пьет и не курит,
Лучше бы пил и курил.
Возможно, команде стало бы легче,
Если б не так материл.

Я не курил и не пил.
Канон, канон курил.


14. "Песня фикрайтеров"
Автор переделки  Asienka
(исх. Високосный год - Метро)

Слушать

Наша с ней основная задача — написать сколько хочется строчек.
Макси, саммари, воринги, пейринг,
а на часах уже полночь.
Она прячет улыбку и слезы,
она редко мне смотрит в глаза,
А мы пишем разные тексты
о том, что никто не сказал.

На Пегасе упрямая муза
прочь уносит большой секрет,
Как короткая встреча с каноном
стала фиком на много лет.
Среди сотни общих фанатов и десятка фальшивых друзей
Она делает вид, что пишет,
я стараюсь не думать о ней.

А мы могли бы писать романы,
И по ним бы снимали кино.
Но мы пишем по разным канонам
И засыпаем в метро.

Это мы придумали слешить,
это мы объявили AU,
Нам убить героев раз плюнуть —
за это не сядешь в тюрьму.
Персонажи в шлемах и латах бьются в кровь за логичность тем,
И герои ругаются матом,
но мы пишем не зная зачем.

А мы могли бы строчить романы,
И по ним бы снимали кино.
Но мы пишем по разным канонам
И засыпаем в метро.

От мира и до обломков
лишь на первый взгляд далеко,
Мы тащим свою фанфичную ношу всем авторам наперекор.
Не найдя подходящего слова
и не зная законов пера,
Мы теряем героев снова и снова,
и лепим фанон до утра.

А мы могли бы строчить романы,
И по ним бы снимали кино.
Но мы пишем по разным канонам
И засыпаем в метро.

---

17.04.2019 в 02:43

Пишет  мисс Дженни Рен:

бредятина, чтоб не засыпать, даже не в рифму

Плох сценарист, что, вдруг невзлюбив героя,
Твердой рукой урежет его в сюжете,
Реплик немного выдаст ему -- и скучных,
К делу ж и вообще не приставит толком.
Так персонажей не любят лишь дилетанты.

Если же, скажем, другой, настоящий мастер
Чувствует, что персонаж раздражает сильно,
Несимпатичен, вздорен и в целом гадок,
Он понимает -- надо бы присмотреться,
Уж не любить -- тогда не любить с размахом.

Он персонажа твердой рукой отправит
В самую гущу событий и приключений,
Как на иглу, на тему его нанижет
Судьбы всех прочих (милых ему) героев
И самому сюжетную нить закрутит
Так, чтоб уж никому не казалось мало.
Пусть персонаж в каждой бочке затычкой будет,
Чтоб без него ни на свадьбу, ни на поминки,
Пусть по чужим сюжетам летит, как трикстер,
Их не ломая, но посыпая перцем.
Пусть он еще от несчастной любви страдает,
Пусть, сочетая трагизм и нелепый пафос,
Он (обратив к экрану точеный профиль)
Тонкие пальцы к больному виску подносит
И (непременно) губы кривит в усмешке.
Пусть, где не ждали, в нем верность и благородство
Вдруг просыпаются и расцветают пышно,
Чтобы потом опять на корню увянуть,
Если к ним кто-то взывает уже нарочно.
Пусть под финал, схлопотав в сотый раз по морде,
Он под закрытой дверью стоит тоскливо,
Морщится и моргает, чтоб не заплакать
(Хватит того, что зрители обрыдались).

И вот тогда, обозревши картину маслом,
Автор кивнет себе самому довольно
И персонажу с нежностью тихой скажет:
Ну не люблю, не люблю я тебя, заразу...

---

Шаги из шкафа 5. Чертов цветок, или Слишком тонкие намеки!

Айвен Форпатрил/Байерли Форратьер
PG-13, слеш
Романтика, Флафф, ангст
Предупреждения: OOC, AU
Краткое содержание: Бай улетел по делам на Колонию Бета, прислав Айвену краткую записку о том, что готовит Айвену сюрприз, который ему понравится.

арт от Soroka71


Чертов цикламен цвел. Тошнотворно розовые соцветия напоминали толстенькие сдвоенные сердечки или стайку сложивших крылья бабочек, отчего-то облюбовавших именно этот ворох грязно-зеленых стеблей и листьев именно в этом горшке и именно на этом подоконнике. Айвен аккуратно прыснул из спринцовки под корни, хотя земля в горшке и не думала пересыхать, удалил подвявшую веточку. Чертов цветок выглядел до отвращения празднично и цвел в полную силу, словно и не подозревая, что считается вообще-то зимним и летом ему цвести не положено. Или с его точки зрения барраярское лето — та же зима, только красно-зеленая?


Что ж, по крайней мере у Бая не будет поводов решить, будто Айвен пренебрежительно отнесся к его прощальному подарку и позволил ему засохнуть...

Стоп, не прощальному, нет же! Бай возвращается. Из порта звонил, помехи ужасные, но… скоро будет дома. Так и сказал — дома. Типа жди и готовься к сюрпризу.. Вот Айвен и готовится. К любому. Пять месяцев почти как готовится. Пять чертовых долгих тоскливых месяцев!

Чертов Бай.

Умотать почти на полгода, оставив вместо себя дурацкий цветок с не менее дурацкой запиской — что-то в том смысле, что, мол, прости, работа-обстоятельства, а это тебе на долгую память и ты поймешь. Ну да, понятно, что обстоятельства бывают разные, особенно при такой работе, как у Бая… Но все-таки! Почти на полгода! Без объяснений, без связи, без координат. И куда? На чертову Колонию Бета!

Айвен запретил себе думать о том, чем именно знаменита эта Колония. Просто решил, что ему это не интересно. Все, что фор творит и как позволяет себе развлекаться за пределами Барраяра — остается за пределами Барраяра. Они оба взрослые люди, а быть на Бете и не посетить Сферу Наслаждений было бы по меньшей мере странно. К секс-терапевтам любого из трех полов ревновать могут только замшелые провинциальные ретрограды и дикари, Айвен же вполне себе цивилизованный и современный фор. С широкими взглядами. Он даже не стал удалять мерзкий розовый цветочек (ну да, тот же самый цикламен, чтоб его!), на который Бай сменил стандартную заставку Айвеновского домашнего комма. Подумаешь, цветочек! Айвен выше таких мелочей.

Главное, что Бай не насовсем свалил из-за того, что ему с Айвеном скучно, а всего лишь в командировку отправлен. По работе. Это нормально, это святое. «Служить и защищать» и все такое. Он написал, что на три месяца, но он никогда не умел считать. Айвен прикинул расстояние и решил, что рассчитывать надо не менее чем на полгода.

Он почти угадал. И, наверное, даже радовался бы тому, что Бай вернулся раньше. Если бы два месяца назад тот не прислал еще одно сообщение.

Не видео, даже не аудио, просто несколько строчек. О том, что соскучился. Что работа почти завершена. Что надеется скоро вернуться. И что готовит Айвену сюрприз, который тому наверняка понравится. И последняя фраза, от которой у Айвена поджалось все, что могло поджиматься, а волосы наверняка бы встали по стойке смирно, не будь они стрижены так коротко.

«Ты меня, наверное, совсем не узнаешь»...

И вот как после такой фразы прикажете не думать о том, о чем так тщательно старался не думать все эти чертовы три месяца?! И сразу же перед глазами навязчивый призрак леди Донны, только наоборот… Чертов Бай! Чертовы бетанцы, меняющие пол, словно памперсы!

Сюрприз, который Айвену понравится. И при этом он может Бая и не узнать... Неужели Бай всерьез воспринял ту глупую шутку про смену пола? Это ведь шутка была, глупая шутка. Несмешная даже. Айвен зажмурился, представляя себе женский вариант Бая — волосы длиннее, завиваются крупными локонами, лицо стало чуть тоньше и изящней, но улыбка все та же, ехидная, баевская, и пушистые ресницы, и… ну да, самое важное: две упругие очаровательные грудки, что так и норовят выпрыгнуть из-под рубашки и улечься в подставленные ладони. И такие знакомые на вкус и на ощупь твердые соски станут крупнее и мягче, а если провести рукою по животу вниз, ощутишь только безупречную гладкость, ладонь не царапнет «тещина дорожка»...

Айвен содрогнулся и зажмурился так, что перед глазами поплыли багровые круги. За этими кругами скрылся такой красивый, такой любимый, такой желанный и до жути чуждый образ, на прощанье сверкнув ехидной ухмылкой, такой родной и до дрожи знакомой (и такой пугающей на этом совершенно чужом лице), и высветлив локоны до золотистых: ну да, все же знают, что Айвен предпочитает блондинок…

Айвен поставил разбрызгиватель на подоконник: руки дрожали. Сценарий, казавшийся когда-то вполне приемлемым и даже отчасти желанным, теперь не вызывал ничего, кроме тянущей пустоты в груди. Ну вот что он там мог с собой сотворить, этот балбес? И из самых благих ведь, думая, что Айвену это понравится, что Айвену именно это и нужно, вот что ужасно! И не понимая, что Айвену нужен он сам, такой, какой он есть, настоящий, живой, ехидный и неидеальный, доставучий и надоедливый вечно спорящий Бай. Ну вот где он там? Челнок приземлился черти когда, после звонка уже полчаса прошло, давно можно было добраться!

Сначала Айвен хотел рвануть в порт встречать, наплевав на это его наглое, с орбиты еще отправленное: «Жди дома, скоро буду». Скоро, как же! Но вспомнил, как встречал лорда Доно, думая, что он еще леди… И решил, что лучше не надо. Разумнее действительно дожидаться Бая дома. И надеяться, что под сюрпризом он имел в виду всего лишь мелкую ринопластику. Ну мог же Бай захотеть изменить себе, например, линию подбородка или форму ушей? Почему бы и нет? Или, допустим, волосы перекрасить… ну да, почему бы склонному к эпатажу Баю не перекрасить волосы в какой-нибудь ультрамодный на Бете цвет?

Да что там, Айвен попросту струсил, будем честны хотя бы с самим собой. Понял, что может не выдержать и сорваться. Лучше дома, дома и стены помогут. Потому что чего бы этот дурачок с собой ни сотворил — встретить это придется в радостью и только с радостью, настоящей и искренней, той самой, на которую он надеется и ради которой только и старался.

В прихожей еле слышно пискнул потревоженный замок. Скрипнула дверь. Шорох:

— Эй! Хозяева дома есть? А то я тут приперся...

Голос — такой родной, нагловато-ехидный, тягучий, вальяжный даже… внешне. Но при этом какой-то ломкий, словно бы напряженный и неуверенный — где-то там, глубоко, посторонний и не заметит. Айвен вздрогнул, оборачиваясь: он почему-то был уверен. что Бай позвонит. Словно забыл, что у того давно уже свой ключ. Словно действительно все забыл. Главное — не забыть улыбаться. Радостно…

Бай почему-то задержался в прихожей, и Айвен не выдержал, хотя поначалу собирался встретить его тут, у подоконника с цветком, чтобы было на что переключить внимание, если вдруг радостная улыбка получится не такой уж и радостной. Но стоять и ждать было невыносимо, пришлось выйти самому. Улыбаясь. Конечно же, улыбаясь.

Большой ядовито сиреневый чемодан на антиграве казался нелепым и неуместным на фоне стенных панелей и подставок для обуви благородного темного дерева. Бай стоял, уткнувшись лицом в айвеновский мундир, висевший на дверце шкафа — Айвен повесил его туда временно, придя с работы, да так и забыл убрать на вешалку. Локоны — длинные, да, но хотя бы не до плеч (голых плеч, бетанская мода — ничего из одежды выше пояса). И (слава всем богам!) не темные. Какая-то яркая и цветастая юбка в самый пол…

На секунду сердце пропустило удар, сорвавшись в низ живота.

Улыбаться.

— М-м-м… как же я соскучился по этому запаху... — Бай глубоко вздохнул и выглянул из-за зеленого рукава, продолжая утыкаться в него носом. Родные смеющиеся глаза в обрамлении возмутительно пушистых ресниц, но (еще раз слава всем богам!) — никаких теней или подводок. — Ну привет, что ли… Как я тебе нравлюсь?

Он наконец оторвался от айвеновского мундира и повел плечами, словно модель на подиуме.

— Очень! — честно признался Айвен, сгребая его в объятья.

И в первый момент даже не почувствовал, какой Бай холодный, таким жаром обдала его волна облегчения: кителем Бай уже не прикрывался, а бетанский саронг принадлежит к той разновидности одежды, которая не позволяет прятать под ней что-либо существенное. И как убедился Айвен, никаких видимых (а теперь еще и нащупываемых) изменений рельефа поверхности грудь Бая не претерпела.

— Да ты же совсем закоченел!

Кожа у Бая была ледяная, вся в ознобных мурашках, а вот губы горячие и жадные. Не отрываясь от этих губ, Айвен сдернул с дверцы китель и закутал им холодные голые плечи, плотнее прижал к себе. Хотел сказать, как соскучился. Хотел сказать, какие это были долгие пять месяцев и как пусто и серо они тянулись. Хотел сказать, что очень и очень рад и никуда больше не отпустит Бая одного. Хотел, но все никак не мог оторваться от горячих торопливых настойчивых губ, пока не кончился воздух.

А когда наконец оторвался, заговорил совсем о другом:

— Вот и надо было тебе выеживаться, скажи? Тут тебе все-таки не Бета! Не мог одеться потеплее? Черт! Не мог просто одеться?! Ну вот стоило оно того?

— Не скажи! — Бай хихикнул. — Конечно же стоило, ты бы видел, какие были лица у наших таможенников, когда они читали мой паспорт… Фор в саронге! А как на меня смотрели в зале ожидания... Вообще прелесть. Они так ждали, что я пройду над решеткою вентиляции, все ведь знают, что под саронги не надевают белья…

— А какие у них были лица, когда ты таки прошел?

— Вот еще! Я обошел. Не ревнуй.

— Больно надо… Ревновать еще... всяких…

Бай не ответил, вздохнул только прерывисто — Айвен как раз прокладывал дорожку торопливых поцелуев от его уха к шее и ниже, к ключице. Бай дышал неровно и вздрагивал, и кожа его под айвеновскими губами постепенно становилась не такой уж и холодной.

— Оу! А ты на самом деле...соскучился… — выдохнул Бай, когда ладонь Айвена решительно скользнула под саронг: вообще-то исключительно с проверочной целью, ну чтобы успокоиться уже окончательно. Айвен чуть не прослезился от облегчения, нащупав родное, знакомое, такое упругое и… о да, уже вполне готовое к решительным действиям! Бай переступил с ноги на ногу, стиснул бедра, пристраиваясь поудобнее, фыркнул в шею: — Может, хоть раздеться дашь?..

Айвен вздохнул с сожалением и убрал руку — и услышал ответным эхом такой же короткий разочарованный вздох.

— А я уши проколол, — сказал зачем-то Бай, не делая попыток отстраниться. — Не заметил?

Айвен хотел ответить в том смысле, что как он мог не заметить, если о чертовы баевские сережки ободрал себе все губы. Но вместо этого ьуркнул уже скорее примирительно, чем обиженно:

— Мог бы хотя бы позвонить и все объяснить. А то умотал, понимаешь...

— А ты вообще не писал. Я-то тебе хоть записку оставил.

— Ага! И куда бы я писал? И кому? Я же даже не знал, под каким ты там именем…

— Я тебе все коды оставил.

— Где?

— Под цветком.

— Ни черта там не было. И цветок этот дурацкий…

— И ничего он не дурацкий! Он защищает семейные ценности и уют в доме! Я специально смотрел значение по феншую, когда выбирал.

— А еще он символ окончательного разрыва. И вот что я должен был думать? Ты улетаешь и этот цветок…

Бай помолчал. Спросил неуверенно:

— Что, правда, что ли?

— Ну да.

— Не знал… — Бай виновато вздохнул и потерся носом об айвеновское ухо. Легонько куснул.

— Ну вот какого черта ты не оставил нормальной записки? — проворчал Айвен, стараясь, чтобы было не так сильно заметно, какое удовольствие это ему доставляет

— Ничего себе не оставил! А под цветком?

— Две строчки — это нормально? Это издевательство!

— Да я из-за нее чуть на челнок не опоздал! Шесть страниц двенадцатым шрифтом — тебе мало?

Вот теперь они действительно отстранились и уставились друг на друга с одинаковым возмущенным недоумением.

— Ты какой цветок в виду имеешь? — спросил наконец Бай странным тоном.

— Так ты мне вроде же один оставил. На подоконнике. Цикламен твой чертов! Он, кстати, цветет вовсю, можешь полюбоваться.

— А я — тот, что на комме.

Секунды две они молчали. А потом Бай осторожно поинтересовался (и тон его был еще более странным, чем раньше):

— Ты что, ни разу не попытался его удалить?


*

Потом они долго, серьезно и тщательно выясняли, кто же из них больший идиот (победил, конечно, Айвен — благодаря многолетнему опыту и постоянным тренировкам). Самым трудным в этом выяснении было не хихикать — особенно когда Бай использовал подлый прием и начинал щекотаться. Он давно уже выяснил, что в определенном настроении Айвен щекотки боится куда больше, чем сам Бай, и грязно этим пользовался.

И были долгие обнимашки на кухне, а потом и в гостиной, и Бай зачем-то взял с подоконника горшок с чертовым цикламеном, и обниматься пришлось уже втроем, и это мешало и раздражало, но не очень сильно. А еще, конечно, надо было бы снять с гардины окончательно обнаглевшего котенка (кажется, Персика, но Айвен в этом был не уверен), но для этого надо было разжать руки и выпустить Бая. А этого не то что не хотелось делать — это было совсем невозможно. И Айвен даже и не пытался.



*

— А почему ты написал, что я тебя не узнаю?

Бай вроде как даже слегка смутился — во всяком случае явно почувствовал себя неуютно. Отвел взгляд.

— Да глупости это… Настроение было паршивое плюс слишком много алкоголя. Вот и лезло в голову разное, что полгода слишком долгий срок и все такое. Достаточный, чтобы забыть... Говорю же, глупости разные.

— Действительно глупости.

А потом им стало не до разговоров...



***


Бай выспался еще на челноке, там больше нечего было делать, и потому лежал на спине, разглядывал потолок, поглаживал заснувшего у него на груди Айвена и беззвучно посмеивался, предаваясь планированию мести, страшной и неизбежной: Айвен, зараза, заснул на середине дела, с баевским членом в руке! Завалил, облапил, полез ласкать… и заснул. Это как называется?!

Такое пренебрежение никак нельзя было оставить без последствий, и такие последствия не заставят себя долго ждать, уж Бай постарается. Утром и постарается, чего тянуть? Ох, уж он постарается…

Улыбка Бая стала широкой и предвкушающей. Айвен шевельнулся, правой рукой покрепче вцепился в то, с чем в ней заснул, а левой слегка поуминал Бая, словно подушку, и подсунул ее в конце концов ему под плечо, тоже точно как под подушку. Затих, удовлетворенный.

Бай вздохнул.

Все-таки Айвен грубый и намеков ну совсем не понимает. Вот как с цветком этим. Тоже мне, придумал: расставания… Не дождетесь! Изнервничался весь, испереживался, похудел даже, а все потому, что не умеет понимать как надо. Вот и с сережками тоже. А Бай так старался, их выбирая, голову ломал, чтобы не очень навязчиво, но при этом однозначно. Остановился на модели «совершеннолетний бисексуал имеет постоянного семейного партнера и в случайных связях не заинтересован». Куда уж яснее, кажется.

А Айвен так ничего и не понял.

@темы: барраяр, WTF Barrayar 2019, айвен, байерли, флафф

---

Шаги из шкафа 4. Воскресное утро

Воскресное утро

Айвен Форпатрил/Байерли Форратьер
PG-13, слеш
Романтика, Флафф
Предупреждения: OOC, AU
Краткое содержание: Воскресное утро Айвена. флафф и только флафф, бессмысленный и беспощадный

Арт от Soroka71
Доброе утро, Бай! И спасибо за кофе




Может ли что-то испортить настроение прекрасным воскресным утром?


Поправка: может ли что-то испортить настроение воскресным утром, если ты вот уже третий час разгребаешь служебные файлы, и не видно конца и края этой зануди, и одна только радость, что по причине воскресенья не пришлось тащиться в штаб и сидишь не на жестком служебном кресле, словно специально придуманном для издевательства над сотрудниками, а за своим собственным коммом и в относительном комфорте собственного кабинета. Дома. Но — за работой. И все выходные, похоже, придется потратить на поиск ошибки (возможно, и не существующей), и тебе постоянно будут мешать (дома всегда мешают, считая, что раз ты дома, то, значит, и не работаешь), а отгула за сверхурочные не предоставят: ведь ты же работал дома, а значит, вроде как не совсем и работал или даже совсем не работал.

Поправка поправки: может ли что-то испортить настроение, если с кухни доносится запах свежесваренного кофе, а по коридору уже шлепают шаги босых ног (он всегда ходит босиком, отвлекает не вовремя, смешит не по делу и ставит кофейные чашки на секретные документы).

— Доброе утро, Айвен. Или опять будешь ныть, что утро добрым не бывает?

Ну да, когда-то Айвен любил отвечать этой заезженной шуткой на утренние приветствия. Когда-то любил.

— Доброе, Бай. Не буду.

Теплые руки ложатся на плечи, запах мятной зубной пасты мешается с ароматом кофе — конечно же, он не признает личного пространства и сразу же лезет мешать и отвлекать, кто бы сомневался!

— Спасибо за кофе.

Много ли нужно человеку для счастья? Вот тебе, например? Правильный ответ: очень много.

Много, много, очень много Бая...

@темы: барраяр, WTF Barrayar 2019, айвен, байерли, флафф

---

Шаги из шкафа 3. ИМЯ ТВОЕ

ИМЯ ТВОЕ

Айвен Форпатрил/Байерли Форратьер
PG-13, слеш
Романтика, Флафф, Драма
Предупреждения: OOC, AU
Краткое содержание: . У каждого человека есть имя. Но каждому ли приятно слышать это имя снова и снова?

иллюстрации от Soroka71

Имя твое (Айвен)


Имя твое (Бай)



— Айвен…

— М-м-м?

— А-а-айвен…

— Ну чего? — Айвен отрывается от комма, стараясь, чтобы раздражение не проступило ни в голосе, ни в мимике. Он отлично знает, что получит в ответ.


— Да нет, ничего… так просто… Айвен…

Вздрагивающая, чуть заискивающая улыбка, нервное пожатие плечами. Как всегда. Стиснув зубы, Айвен снова утыкается в комм, смотрит на буквы, не понимая их значения. И ждет. Чтобы через минуту-другую услышать робкое:

— Айвен?..

*

Человек в этой жизни очень многое выбирает не сам: например, планету рождения. Родственников. Или вот имя. И не всегда выбранное не тобой тебе нравится, неужели так трудно понять? Впрочем, против своего имени Айвен раньше ничего не имел, только вот слышать его по триста раз на день — это любого выбесит. Даже если произносят его без навязшего на зубах добавления “этот болван”, даже если произносят ласково и даже если не кто-то, а Бай.

Раздражает.

И это тем более обидно здесь, на борту бетанского лайнера, где им с Баем больше вовсе не обязательно притворяться просто друзьями, потому что и экипаж, и две трети пассажиров — с колонии Бета, где такие пары абсолютная норма, никто даже бровью не поведет, и вроде бы как раз ничего не должно раздражать или омрачать. И впереди целый год такого же запредельного счастья — быть вместе открыто, а не от случая к случаю. Не урывками, не прячась, не стараясь избегать коснуться друг друга даже случайным взглядом. Командировка на двоих на Колонию Бета — да о таком можно только мечтать!

И вот зачем этому балбесу надо все портить своим постоянным: “А-а-айвен”?! Постоянно! Типа:

— Айвен…

— Чего?

— Да нет, ничего, так просто…

И так по сто раз на день, что начинает уже подбешивать, ну сколько можно, и улыбочка такая вечная. Ну он что — не понимает, что Айвена это злит уже? Да, поначалу казалось милым, но достало.

И то, что еще две недели назад выглядело невероятно щедрым подарком судьбы — год вместе и не надо скрываться! — постепенно начинает казаться уже вовсе не таким привлекательным. И как-то потихоньку закрадываются мысли о том, что, наверное, он просто не создан для брака — для любого брака, не важно с кем, даже вот с родным и любимым вроде бы и нужным до чертиков, от одной мысли потерять которого все внутри обрывается, но… Как же этот родной и любимый бесит порою, когда вот так все время рядом и с этим своим вечным: “А-а-айвен”!

А главное — Бай же не дурак, он же должен понимать! Тогда чего добивается? И вроде как даже и понимает, и в глазах обреченная паника, а все равно: “Айвен…” Снова и снова. Давит на уже болевую точку, словно языком на ноющий зуб. И смотрит с тоскливым ожиданием. Чего ждет-то? Срыва? Ну так Айвен не железный, иногда и срывается. Ну, почти. Встает, например, и уходит. И долго гуляет по смотровой палубе или сидит в баре, порою ловя себя на том, что бессознательно выводит пролитым пивом на стойке до боли родные буквы.

Или уходит сам Бай. Вот как сегодня, например. Наверняка сидит у одного их смотровых окон, уставившись на свои любимые звезды, думает о чем-то своем, зараза доставучая и обидчивая. Близко сидит, почти носом уткнувшись, он так любит, и стекло перед ним туманится от дыхания.

Интересно, а он рисует пальцем буквы на этом стекле?.. Теперь-то ведь можно, и не надо оглядываться в панике: не идет ли кто, не заметили ли, не обратили ли внимания.

Теперь можно...

Черт. А ведь в этом, похоже, все и дело.

Бай впервые получил возможность открыто называть его по имени, так часто и таким тоном, как ему хочется, никого и ничего не стесняясь, не боясь проговориться, выдать, подвести. Айвену дома было проще, он волновался лишь за себя, да и то не так чтобы очень, а Бай переживал за репутацию того, кто дорог, это куда страшнее. Он же в жутком напряжении пребывал постоянно, под этими своими вечными полуулыбочками и ехидными замечаниями.

Теперь напряжение ушло, теперь — можно. Никто не осудит, не посмотрит косо. Кроме разве что самого Айвена. Вот Бай и не может не проверять, что на самом деле имеет такое право, такую возможность — снова и снова, хотя и понимает, что уже достал и скоро, возможно, право это как раз-таки потеряет, и именно из-за проверок. Но не проверять — не может. Замкнутый круг.

И впору то ли умилиться, то ли пойти и придушить придурка на месте, вот на той самой смотровой палубе и придушить, куда он постоянно удирает, он и сейчас наверняка удрал именно туда после… нет, не ссоры еще, но уже на грани.

Ну так и есть. Сидит в темноте на подоконнике, уткнувшись лбом в смотровое окно, весь такой несчастный. Вот же балбес! Объясняй теперь ему, балбесу, что все понимаешь и никогда его не бросишь, как бы противно он себя ни вел…

— Бай…

Бай вздрагивает и оборачивается на оклик, весь еще такой неостывший от… нет, не ссоры, ершистый и настороженный:

— Что?..

Хм… А кто сказал, что обязательно надо что-то объяснять? Можно иначе.

Например, вот так:

— Да так, ничего… Ба-а-ай…

Уже не скрывая улыбки и видя, как у Бая идет трещинами привычная маска, как вспыхивают недоверчивой радостью глаза.

Есть игры, в которые лучше играть вдвоем.

@темы: барраяр, айвен, байерли, WTF_Barrayar_2019, флафф

---

А это я на фанфиксми, так на всякий случай))

@темы: всемое, фики, тексты, арты